Читаем Рябиновая ночь полностью

Новый раскат грома качнул дом, мигнула лампочка, о стекла сухим горохом прощелкали первые капли и хлынул ливень, сырой шум ворвался в дверь.

— Поля бы не размыло, — забеспокоилась Анна.

— Ничего им не сделается, — отозвался Федор. — Всходы уже большие.

— Да от такого ливня и деревья не устоят.

Ярко сверкали молнии. Немного отдалившись, уже над степью, громыхал гром.

Через некоторое время в дверях появилась Дина. Переступила порог и остановилась, убирая со лба мокрые пряди волос. С ее одежды ручьями стекала вода.

— Анна, у Олега овцы тонут. Спасать надо. Скорей!

— Что там случилось? — поспешно надела телогрейку Анна.

— От ливня по пади целая река хлынула, к сопкам путь отрезала.

— Переодевайся, простынешь. Дарима, заводи трактор с тележкой, и на стоянку, — командовала Анна. — А ты, Федор, поднимай парней. Да не мешкайте!

Анна завела мотоцикл и выехала на проселочную дорогу. Дождь хлестал в лицо. Вспышки молнии на мгновение озаряли синеватым светом степь, но в тот же миг сопки проваливались в черную бездну ночи. На мокрой дороге мотоцикл заюзил, пришлось сбавить скорость. «Хотя бы продержался Олег до нас», — с тревогой думала Анна. Мимо нее, как был, в белой рубашке, пронесся на мотоцикле Федор, за ним Ананий, Петька и Сергей.

Вскоре Анна подъехала к бурлящему потоку. Молния осветила низину. За потоком, метрах в пятидесяти на небольшой возвышенности, плотной кучей стояли овцы. Парни уже были там.

Анна побрела к островку. Холодная вода была выше колен. «Не угодить бы в яму: унесет в Онон», — подумала Анна. Возле овец она столкнулась с Олегом.

— Что ты думал-то?

— Хорошая погода была. И вдруг откуда-то тучу черт принес.

Анна взяла овцу на руки и побрела к сопке. Там уже на тракторе подъехали Дарима с Груней, появились и остальные члены отряда.

— Девчонки, вы овец караульте, а то разбредутся, — распорядилась Анна. — Да свет фар направьте на воду, все светлей будет.

Анна вместе с парнями носила через поток овец, которые с каждым разом становились все тяжелее и тяжелее. Федор то обгонял ее, то брел навстречу. А дождь лил и лил. Чуть приослабнет, а потом с новой силой обрушится на парней и девчат. Анна споткнулась и упала бы в бурлящий поток, но чья-то сильная рука подхватила ее под локоть. Глянула — Ананий.

— Анна, шла бы ты к тракторам.

— Торопиться надо, Ананий, островок вот-вот затопит.

Анна уже не чувствовала холода, ноги стали деревянными, намокшая телогрейка давила на плечи. Дождь немного унялся, но порывами налетел холодный обжигающий ветер. По капоту трактора в свете фар с тревожным криком бегала небольшая серая птичка.

— Что это она? — удивилась Анна.

— Видимо, гнездо затопило, — предположила Дарима. — Вот и горюет.

— Надо же…

Анна, пошатываясь, снова побрела к островку, и казалось ей, что этой ночи не будет конца. Принесла она последнюю овцу и опустилась на землю вместе с ней.

Подошли парни.

— Ананий, девчонок отправь на полевой стан, — сказала Анна. — Сами переоденьтесь и организуйте дежурство возле овец.

— Хорошо.

В общежитии топилась печка, было тепло. Тетушка Долгор принесла горячего чаю.

— Пейте, девочки, и никакая простуда не возьмет.

Анна переоделась, выпила стакан чаю и легла в постель.

— Дина, как же ты в такую грозу не побоялась бежать? — спросила Анна.

— Я уши ладошками закрыла, а глаза зажмурила.

— Как же с пути не сбилась?

— Дорогу потеряю, посмотрю одним глазом да опять зажмурюсь.

— Девчонки, укройте меня чем-нибудь потеплее, — попросила Анна. — Морозит что-то.

Анна уснула. Но вскоре девчонки услышали:

— Поле-то не топчите… Пташку укройте… Холодно ей… Сосну-то за рекой не унесло бы… Вы ее привяжите…

Дина подошла к кровати. Щеки у Анны горели. Дина коснулась ее лба: ладонь обдало жаром.

— Девчата, с Аннушкой худо, горит вся. В больницу ее надо. Я побегу к Ананию, пусть машину заводит. А вы одевайте ее.


В тридцатых годах от Урюмки на поля и луга было прорыто немало оросительных канав. Во время войны некому было за ними ухаживать. Заросли канавы. Иногда на совещаниях вспоминали о них, говорили, какую пользу они приносили, но восстановить некому было.

Алексей целый день ездил вдоль канав, составлял карту, прикидывал, какие можно восстановить уже в этом году, где новые провести. В пути его и застал ливень. Он заехал в заброшенную стайку, в ней и прокоротал ночь. А утром, с рассветом, был уже на полях. Во втором звене встретились с Ниной Васильевной.

— Как посевы? — первым Долгом спросила она.

— Посевы не повредило. А вот где были пары, на склонах сопок, наделало овраги, гектаров триста погубило.

— Что же поделаешь? — вздохнула Нина Васильевна.

— Делать что-то придется. А вы куда направились?

— На отгонные пастбища. Надо посмотреть, как пастухи живут. И к чабанам заверну на дальние стоянки. Олег Каторжин чуть отару не погубил. Спасибо ребятам из отряда, спасли. Да вот беда, Анна в больницу попала.

— Что с ней?

— Воспаление легких. Высокая температура.

На бешеной скорости Алексей подъехал к больнице и вбежал в приемную. За столом в белом халате сидела совсем юная девушка.

— Здравствуйте, — выдохнул Алексей. — Мне нужно Огневу увидеть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза