Рябиновый клин

Уже без малого час сидела Надежда одна в богатой, стильно продуманной и любовно укомплектованной кухне, в огромной пятикомнатной квартире некогда знаменитого дома в Лаврушинском переулке. Последние минут тридцать, пока зимний свет за окном, и без того скучный, стал меркнуть и лиловеть, а затем и вовсе сгустился в фиолетовый кисель, ей становилось всё хуже и всё страшнее…

За все годы её работы с вип-персонами пишущей категории граждан, за все эти непростые годы обслуживания брэндо́в родного издательства, в подобной ситуации она оказалась впервые. Квартира принадлежала знаменитому писателю, в ком природа счастливо соединила лёгкий стиль, умение строить исторические сюжеты в жанре триллера и артистический талант произносить свои тексты с телеэкрана в приятной, несколько иронической манере, слегка усмехаясь одной стороной чуть скошенного рта. Он был рыж, конопат, внешне непрезентабелен, весьма скромного, чуть ли не подросткового роста… но – как это порой случается в оборотневой вселенной телеиндустрии – неплохо смотрелся именно на экране, где, сидя в вольтеровском кресле, вёл свою авторскую передачу, с довольно высоким рейтингом, ибо говорил выразительно, быстро, вываливая о том или ином историческом деятеле совершенно немыслимые сведения: инцесты, предательства друзей и родины, убийства членов семьи, привычный и поголовный разврат и прочие неотразимые для народа факты.

Сегодняшний визит Надежды к Михаилу Мансуровичу Калиннику был обычной рабочей встречей подписания договоров на ближайшие допечатки нескольких его книг.

Михаил Мансурович гостей принимал так же приятно и развлекательно, как и передачи вёл: и всегда у него какой-то новый белый чай прямо из Китая, в диковинных фунтиках с чубчиком, который он отчикивал полукруглыми серебряными ножничками; всегда есть какой-то коричневый сахар с низким количеством глюкозы; и печеньки соответствующие – без добавления маргарина, сахара, глютена и красящих веществ. Всё это принимать в свой уютный и здоровый организм было мучительно, но необходимо: МихМан и сам был человечком пиететно-уважительным, и зорко следил за всеми правильными отправлениями -ритуала.

Словом, именно от милашки Калинника Надежда никогда не ожидала ничего экстраординарного, к сегодняшнему визиту практически не готовилась, не напрягалась, предвкушала чаепитие и увлекательный разговор: а ну, в какое ещё экзотическое пекло МихМан наведался… И тем не менее, вот уже около часа происходило в этой квартире нечто небывалое. Налив редактору чаю в китайскую, дивного изящества крошечную пиалу и вывалив в такую же плошечку комочек безсахарного варенья, Михаил Мансурович произнёс, чуть скосив рот в приятной усмешке: «Я, Надежда Петровна, буквально на секундочку вас покину». После чего ускакал по коридору вдаль и сгинул.

Во всей квартире освещена была – и то слабо – кухня. Когда-то типовая, шестиметровая, в процессе грандиозной перестройки под управлением известного дизайнера она была соединена с одной из комнат и сейчас, по мере наступления за окнами зимних сумерек, явно нуждалась в ярком свете потолочной лампы. Но в кухне горел только один из антикварных стенных канделябров, которыми Надежда когда-то любовалась, восхищалась и искренне призналась хозяину в зависти, а сейчас с ненавистью смотрела на тлеющий ночниковый свет и думала: не будет ли нахальством нащупать на стене выключатель и зажечь нормальную люстру?

Она напряжённо обдумывала ситуацию. В нашем возрасте… о-хо-хо… наш желудок, мочевой пузырь, и вообще, наше нутро может преподнести бог знает какие сюрпризы – думала она в первые минут пятнадцать отсутствия Мансурыча. Затем её мысли побежали в более, так сказать, нетривиальное русло. Ну да, Калинник человек в высшей степени приличный, размышляла она, – по крайней мере, на людях и в телеящике… Приличный человек, добившийся известности знаниями, талантом и умением всюду оказаться своевременно и по делу. Не из тех был Мансурыч, кто в погоне за мимолётным интересом публики способен в теледиспуте плеснуть в лицо собеседнику остатки спитого чая из своего стакана. Нет, вряд ли он примется выделывать антраша перед бедным редактором, да ещё в собственном логове и без соответствующих свидетелей.

Но, господи, у каждого человека свои тайные пристрастия. А вдруг в связи с каким-нибудь недугом (кажется, вот, в прошлом году у него возникали определённые проблемы со здоровьем?) человек пристрастился к тем или иным медикаментам и сейчас, наглотавшись или… нанюхавшись очередной дозы препарата, прилёг на диван да и уснул?

Надежда приподнялась с кресла в стиле ампир, такого удобно широкого, приёмистого – тоже уважительного, – несмело выглянула в коридор и пискнула:

– Михал… Мансурыч?