Рябиновый клин

Воевали обычно за водонапорную башню, именуя её то замком, то крепостью. И, между прочим, ещё неизвестно – какая крепость или замок могли сравниться с «нашей» башней: краснокирпичная, дореволюционная, овальная в периметре, с полукруглыми окнами и зубчатым навершием второго этажа, – она была видна издалека и всегда притягивала взгляды своим нездешне-романтическим обликом.

Так что в войнушку гоняли целыми днями, до темноты, до одури, до пересохшего рта, до сорванных голосов. Разве что проливной дождь мог остановить вдохновенные бои. И едва распогодится, едва подсохнет земля, новая рать выходила во двор, перемешиваясь, согласно изменчивым дружбам и коалициям, стреляя, трубя, истошно вопя и доказывая убитому, что нечестно хлюздить, а коли ухлопали тебя, сука, так и падай на землю по правилам, как приличный человек!

* * *

Впритык к рельсам, но возвышаясь над перроном метра на два, тянулась мощённая булыжником площадка пакгауза, а точнее, настоящая площадь: сто пятьдесят на сто пятьдесят метров. От путей по краю площадки шёл высокий металлический забор, за ним вдоль тупикового пути – склады с раздвижными воротами для погрузки на автомашины брезента, рулонов пакли и прочего груза.

Там часто сгружали огромные бобины с электрокабелем высокого напряжения. Их увозили, потом возвращали без проводов и бросали, пустыми и бесхозными, валяться на площади пакгауза. Не вспомнить сейчас, кто первым придумал кататься на этих бобинах, – явно какой-нибудь сорвиголова. Ну а где опасность, там немедля возникал Сташек. Он разбегался и с разбегу влетал на бобину… та начинала катиться… Ловко перебирая ногами и балансируя руками, Сташек бежал по ней и бежал… пока не утыкался в забор. Тут надо было изловчиться вовремя спрыгнуть, не угодив под тяжёлую махину: можно ведь и покалечиться или даже убиться до смерти. Однажды эту забаву случайно – из окна своего кабинета – увидел батя, и цирковые приключения бобины пришлось отменить. Хотя в один кошмарный день Сташек увидел ее – в полёте. И день этот был вполне цирковой, а зрелище – покруче какого-нибудь леденящего трюка под куполом шапито или неопознанного летающего объекта.

Раз в году, летом, по железной дороге в город прибывал цирк. Полосатый, когда-то красно-белый, а ныне блёклый шатёр шапито растягивали в городе на центральной площади. Программа повторялась из года в год, стандартный набор разъездного цирка: акробаты и клоуны, дрессированные собачки, семейство из трёх серых, будто припылённых слонов, непременная лихая джигитовка, и в финале – яркой звездой! – блескучая Нора Малинная, чёрт-те что вытворявшая на обруче своим зрелым, но гибким телом под самым куполом.

Разгружался цирк на пакгаузе, и это всегда было грандиозным событием. Вся ребятня, понятное дело, с утра крутилась неподалёку. Оборудование увозили быстро, а вот слоны томились до ночи из-за каких-то всегдашних бюрократических препон: ждали разрешения на перевозку, потом ждали, пока прибудет соответствующий транспорт, а главное, – пока дорога не опустеет, ибо перевозить крупных животных по нашим колдобинам на виду у всего населения – это то ещё сафари.

Состав на разгрузку подавался тепловозом-толкачом, и тот удивительно ловко, будто и сам был дрессированным огромным животным, останавливал нужный вагон у единственного зазора, выходящего прямо на булыжную площадку. Из этого вагона и выходили слоны: невероятные, неуместные, марсиански огромные… Серые на фоне жёлтого здания вокзала.

Разумеется, животные не оставались без присмотра. При слонах и верблюдах состоял жилистый мужичок неопределённого возраста и какой-то южной, горбоносо-орлиной национальности. Одет был – из года в год – в синие брезентовые штаны и такую же безрукавку на голое тело, являя миру синие от татуировки, расписные бицепсы и грудь. С этими взбегавшими по телу коронами, флагами и лианами, он как-то очень ладно вязался со своими подопечными и представал надсмотрщиком королевского индийского кортежа. Целый день сидел на земле, привалясь к решётчатому забору, отгораживающему площадку пакгауза от двора; покуривал, явно скучал, то и дело кемарил… Металлический шест с острым крючком на конце вываливался у него из руки. Слоны же топтались рядом, прикованные к тому же забору цепями, – но цепями довольно длинными, чтобы терпеливые животины могли размяться.

Тут же неподалёку в полном беспорядке валялись пустые бобины-катушки из-под электрокабелей, и то и дело на них кто-то вскакивал, катился в цирковом ажиотаже, спрыгивая буквально перед тем, как с размаху врезаться в забор… Дворовые тарзаны, разгорячённые и возбуждённые впечатляющим присутствием живых представителей джунглей, скакали как безумные, ещё и дразня животных. Ор стоял несусветный.