Рядом была война

Ребята утвердительно кивают головами. Уходя, оборачиваюсь. Алёша серьёзно смотрит мне вслед. В коридоре спрашиваю воспитательницу:

– Откуда они?

– Все эвакуированы из Ленинграда. Страх было смотреть на них, когда привезли сюда. Напуганные, опухшие от голода, сидели по палатам, как старички, некоторые даже совсем не разговаривали. Проклятые фашисты!

– Можно мне сюда иногда приходить? – спрашиваю я.

– Пожалуйста, ребята будут рады.

Возвращаемся. Больше вызовов за смену нет. Приходит наш сменщик Леонид. Василий расписывается в книге приёма-сдачи дежурств, и мы выходим за фабричные ворота.

Концерт в госпитале.

…Войска Кавказского фронта и Черноморского флота начали десантную операцию, сорвавшую попытку врага прорваться на Кавказ. Советские войска овладели городами Феодосией и Керчью…

Фабричный клуб или, как мы его зовём Нардом. Здесь сейчас госпиталь. Санитаркой в нём работает Ольга. Вышедшая нам навстречу в вестибюле медсестра, увидев в руках Виталия аккордеон, спрашивает:

– Шефы? С концертом?

– Так точно!

– Ждём вас, прошу за мной.

Медсестра ведёт нас в гримировочную, за сцену. По нашей просьбе вызывает завхоза клуба, у которого в костюмерной берём нужные костюмы для сценок в концерте. Скоро зрительный зал заполняется ранеными солдатами. Сюда же приходят в белых халатах врачи, медсёстры, санитарки. Ольга сегодня свободна от дежурства, она принимает участие в концерте, но её почему-то нет. Ведь по её инициативе мы собирались на репетиции в пятой школе. Наконец Рита объявляет начало концерта. Небольшой хоровой группой под сопровождение аккордеона, исполняем песни "О Родине", "Священная война". Мы с Юрием Пескарёвым, разыгрываем сценку из рассказа Чехова. Я исполняю роль фельдшера Курятина, Юрий – дьячка Вонмиглазова.

– Хирургия – пустяки! – громко восклицаю я, намереваясь тащить зуб у дьячка. – Раз плюнуть! Десну подрезать только, сделать тракцию по вертикальной оси… и всё!

Юрий смешно завывает на весь зал и гнусавым голосом тянет:

– Отцы-ы-ы! Радетели! Ангелы! Ого-го! Да дёргай, не тяни! Чего пять лет тянешь!

Зрители смеются. После сценки Люба с Катей поют песни, Рита читает стихотворение "Жди меня", Шурик Веселов пляшет "Яблочко", Вахирев и Михайлов разыгрывают сатирическую сценку, высмеивающую фашистов. Лишь к концу концерта появляется Ольга, запыхавшаяся, раскрасневшаяся, на ходу снимает берет, поправляет волосы.

– Извините за опоздание!

Мельком взглянув на меня, она выходит на сцену, её сразу встречают аплодисментами, чувствуется, что здесь относятся к ней с уважением. Песню исполняет неважно, её голос кажется чужим, но всё равно ей аплодируют. Неловко поклонившись, уходит за кулисы, на ходу махнув рукой, понимая, что пела ниже своих возможностей. По окончании концерта выходим на сцену, кланяемся, благодарим зрителей. В фойе клуба Виталий начинает играть танцевальную музыку, медсёстры, санитарки, наши девочки танцуют с солдатами. Кружась под музыку, они громко напевают слова популярного вальса:

"…Жемчужные горы сулят ей сеньоры,

Но денег Челите не надо.

Она весела и рада

Без денег и без наряда…"

Приглашаю Ольгу на вальс, но она, взяв меня за руку, увлекает за сцену в гримировочную, где лежат наши головные уборы.

– Оленька, что у тебя стряслось? – спрашиваю я, – Давай, потанцуем.

– Коля, милый, одевайся, пошли домой, Твоя мама умерла.

Олино лицо расплывается в глазах, ноги делаются ватным. Я плохо понимаю, о чём говорит Оля. Выходим из Нардома, спускаемся с горы через мост, поднимаемся к больнице. С дежурным врачом, пожилой женщиной, идём за здание больницы в морг. В морге, небольшом кирпичном здании, тускло светит лампочка, освещая холодные стены и длинный оцинкованный стол, на котором закрыто простынёй тело матери. Подхожу, отгибаю простыню, мать лежит, закрыв глаза, лицо спокойно, от слабого света кажется тёмно-жёлтым.

– Ей же здесь холодно! – говорю я стоящему у дверей врачу.

Врач подходит ко мне, берёт за локоть.

– Идёмте, молодой человек, завтра придёте.

В больнице врач заставляет меня выпить валерьянки. На улице с усилием передвигаю ноги, Ольга берёт меня под руку.

– Идём, Коль, ночевать к нам.

– Я домой пойду.

– Не надо домой, тебе нельзя сейчас быть одному.

– Пойду домой, – упрямо твержу я.

– Не пущу я тебя, Коленька, ну послушай меня, у нас тебе будет лучше.

Она увлекает меня за собой, мы сворачиваем к её дому. Мать Оли, тётя Наташа, всплеснув руками, ахает, когда Оля рассказывает ей о случившемся. Меня усаживают за стол, но к еде почти не притрагиваюсь. Тётя Наташа достаёт из комода бутылку, наливает в стакан, подаёт мне.

– Выпей, Колюша, полегчает тебе, мой покойный Матвей делал эту наливку. Пей, она сладкая.

От выпитого, слегка кружится голова.

– Ты ешь, Николай, не стесняйся, я тебя как за сына считаю. Конечно, горе у тебя, но ты больно-то не расстраивайся, жить всё равно надо. Кончится война, всё пойдёт своим чередом. Отец твой вернётся, сестра. Дай, господи, им невредимым с войны прийти.

– На фронт буду проситься, – говорю я.