Рядом с тобой

Галочка спала точно как мама – на боку и, как мама, натянув одеяло на ухо. Недолго думая, Петя положил крестик поверх одеяла и опустился на колени. Он молился, вернее, разговаривал с Богом, пока сон не сморил его. Незаметно он уснул, положив голову на край кровати. Разбудила его Галочка. Она вздрогнула, села и, как обычно, испуганно зашарила руками по простыне.

– Сухо… Фух, – она облегченно вздохнула. – Папа, ты тут спал?

Петя тряхнул головой:

– Ага.

Она улыбнулась.

– Тут где-то крестик… – Он показал пальцем на одеяло.

– Какой еще крестик? – Галя принялась распрямлять одеяло, и крестик соскользнул на ковер.

– Вот он. – Петя поднял его и положил на Галкину ладошку.

– Какой старый. – Галя прищурилась. – Откуда он у тебя?

– Мне его одна девочка подарила.

– Какая девочка?

– Я расскажу тебе, только ты никому… Хорошо?

И он рассказала про Илону и про сон. Слушая его, Галя прижала крестик к груди и заплакала.

– Я куплю тебе золотую цепочку.

– Не надо, я не люблю золото, лучше серебряную.

– Не любишь золото? – Он опустил голову. – Твоя мама тоже не любила.

После обеда он отпросился с работы и пошел к Сурэну. Домой он вернулся с тоненькой серебряной цепочкой:

– Носи, только чтоб крестик никто не видел, а то заклюют.

– Я буду надевать его на ночь.

– Правильно.

– Папа, а что это написано – В. С.?

– Не знаю, доченька, наверное, это чьи-то имя и фамилия.

Больше Галка ни разу не намочила постель.

Вечером Петя вернулся в баньку. Здесь он мог себе позволить все – плакать, выть, звать Верочку, просить Бога вернуть Юрку. Он не знал, что иногда сюда пробиралась дочка и долго смотрела на его впалые щеки, на зубы в стакане и мечтала о том, чтобы все стало как было. Чтобы он перестал пить, мамочка запела свою любимую «Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела-а!», чтоб Юрка обзывал ее дурой набитой. Пусть обзывает, лишь бы рядом был. Пусть даже дерется, хоть Юрка никогда ее пальцем не тронул.

Петя вообще мало что знал о том, чем жила дочь после того, как Верочка закрыла глаза, – он жил тем, что было до того. И конечно, пил. Небо и все вокруг стало серым, приглушенным, звуки доходили до него как сквозь толщу воды. Просветление наступало редко – Петя будто выныривал из мутной заводи. Длилось это несколько часов, на рассвете. Он не хотел просветления, не хотел пробуждения памяти – просто организм не выдерживал и просил передышки. Бил озноб, зуб на зуб не попадал. Он похмелялся и шел на работу. Сутки ничего не ел, только огуречный рассол пил. Марковна сердилась, но он не мог есть. Видеть тоже никого не хотел, но Галочка-то рядом, рядом ее бледное личико и печальные глаза. А Юрка?

Это ж его мальчик. Его сын. Пусть не кровный, но сын.

…Июнь шестидесятого, они уже почти год живут в селе под Ровно. Обязанность Верочки как лесничей – проверять кормушки с солью. В четвертой кормушке, в глубине леса, она обнаружила крошечного, сморщенного, истощенного младенца, который уже не плакал. Петя на всю жизнь запомнил, как Верочка встретила его на пороге – сияющая, рыжие пряди прилипли к щекам, в чистеньком пестром халатике.

– Тише, тише! – прижимает палец к губам и манит в спальню.

А там на подушке – ребенок. Рядом бутылочка с молоком, на ней соска. О том, что ребенка себе оставят, решили сразу – Верочка уже три раза беременела, но больше двенадцати недель не носила, потому что у них кровь несовместимая. Чтобы все было по закону, Юрочку пришлось отдать в родильный дом. Правда, там предупредили, что он слабенький, легкие плохие, вряд ли выживет, мол, езжайте в дом ребенка, там выберете получше. Но лучше им не нужно было. Из роддома Юрочку перевели в дом ребенка, а уж потом передали Гармашам.

Верочка забеременела и через год благополучно родила Галю. Кровь, что ли, вдруг стала совместимой или их сердца успокоились? Лето заканчивалось, и тут, только Вера въехала в лес на телеге, как к ней бросилась женщина: «У тебя мой сын, дай хоть разок взглянуть!» Вера ей: «Не понимаю, о чем вы!» Но та не сдавалась и несколько дней подряд подстерегала Веру. Гармаши расспросили селян, что за странная женщина ходит в лесу, не опасна ли? Оказалось, ее многие знают, она из соседнего села, баба гулящая, вроде родила от женатого конюха-цыгана и ребенка отдала какой-то родственнице.

Гармаши собрались и уехали. Куда – никому не сказали.

Уехали они в Молдавию, под Кишинев. Хороший край, щедрый солнцем, весельем, людской открытостью и вином. Каждую субботу с друзьями ездят на базар и, пока Верочка занимается покупками, Петя пробует вино. Продавцов на базаре много, и к концу ряда мужчины успевают так напробоваться, что на ногах не стоят. Недолго, правда, – вино легкое, через час выветривается. Все хорошо, уже подумывают о том, чтобы остаться тут навсегда, но вдруг встречают на базаре знакомую из села, что под Ровно. И вскоре к ним наведывается санитарка – постаревшая, но по-прежнему настырная, – они уехали в Бендеры с надеждой, что уж здесь она их не достанет. Но она их и там достала – пришлось уехать далеко, в Беларусь.