В начале ноября выпал снег. Подперев щеки кулачками, Галя сидела у окна и любовалась снежинками – рожденная летом, она почему-то больше всего любила зиму. Она усмехнулась, вспомнив, как мама – она тоже родилась летом – говорила:
– Люблю в мороз сидеть дома на горячей печке.
И смеялась… А как она пела! Ее «Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела-а!» подхватывали сидящие за столом, и неслась песня над улицами, речкой, лесом, вызывая улыбку даже у самых хмурых стариков.
– Ты ж мене пидманула, ты ж мене пидвела-а… – затянула Галя и увидела Костика в цигейковой шапке, приближавшегося к калитке.
Он вошел и снял шапку; лицо его не предвещало ничего хорошего. Галя выскочила на веранду.
– Романович дома? – спросил Костик, хмурясь и вытирая ноги о циновку.
– Нет, он еще с работы не пришел. А что случилось? – с тревогой спросила Галя.
Костик смахнул с шапки снег:
– Я потом зайду.
Костик и еще двое мужчин привели папу поздно вечером. Папа не был пьяный, он просто не мог идти, и глаза у него были как у Толика, местного сумасшедшего, безобидного любителя цветов. Толик заходит во дворы, нюхает цветы, но никогда не срывает. Некоторые хозяева дают ему по цветочку, а он потом идет по улице и раздает всем, кого встретит. Дурачком он стал после того, как его сбил грузовик. Руки-ноги остались целы, только голову сильно ударило. Дети, которые с ним играли, от страха убежали домой, кто в сарае заперся, кто в уборной, кто под кровать залез, только один мальчик остался. Он взвалил Толика на спину и потащил в больницу. Интересно, что Толик запомнил номер этого грузовика – 25-15 МБВ. Он часто бормочет: «25-15 мэбэвэ, 25-15 мэбэвэ…»
Папу посадили на диван, и тут Галя увидела в его руках большую фотографию.
– Что это?
Она взяла фото и поднесла к глазам. На нем был Юркин ремень с пряжкой, она сразу узнала.
– А зачем Юркин ремень сфотографировали? – спросила она, чувствуя, как в желудке становится холодно.
Никто не ответил. Костик и мужчины напряглись.
– Костик, почему тут Юркин ремень? А где Юрка?
Папа качнулся из стороны в сторону:
– Доча… доча… а-а-а…
И он завыл. Завыл страшно, не по-человечески.
– Юрочки нету… Нету больше Юрочки-и-и… – И вцепился руками в волосы.
Галя посмотрела на Костика:
– Что папа говорит?
Костик отвернулся.
Шепча: «Это неправда, неправда», – Галя пятилась, пока не уперлась спиной в подоконник. Это вернуло ее в реальность, но она не хотела принимать ее. Галя размахнулась и ударила кулаком по окну. Белая гардина стала красной. Галя с изумлением смотрела на кисть – сбоку торчало стекло, но больно почему-то не было. Она вынула стекло и куда-то провалилась, а там – корова. На шее коровы висит Юркин ремень, пряжка покачивается и звенит, как колокольчик. Галка схватила пряжку окровавленной рукой, и вдруг корова исчезла, оставив ее в кромешной темноте…
Петю разбудил стук в дверь.
– Кто? – Он включил настольную лампу.
Снова стук. На будильнике половина первого.
– Кто?
– Это я, – услышал он голос Нины.
Петя вставил зубы:
– Чего тебе?
Голова раскалывалась.
– Открой, дело есть!
Он натянул поверх кальсон брюки, сунул ноги в тапки и, пригнувшись, чтоб не удариться головой о низкий потолок баньки, пошел к двери.
– Ты чего? – спросил он, осторожно выпуская из рук большущий крючок. Но крючок все равно ударился о косяк и звякнул.
Она выставила перед собой корзинку, накрытую полотенцем:
– Ты голодный?
– Ночь на дворе.
– Ну и что?
Петя вздохнул:
– Ладно, проходи.
Нина скинула тапки, сняла пальто, платок и осталась босиком в одной ночнушке.
– Ты что, вот так шла?
– Ну да, встала и пошла. – Она ловко вынула из корзинки нарезанный хлеб, несколько картофелин в мундире, сало, колбасу, чеснок, соленые огурцы, две чарки и поллитровку самогона.
– Как ты? – участливо спросила она после первой чарки.
– Держусь, – ответил Гармаш.
Чарка его взбодрила, и головная боль вроде прошла.
– Может, помочь? – Нина хрустела огурцом.
– Чем?
– Ну, не знаю… – Она повела плечами.
– Спасибо, я сам как-нибудь.
Нина поставила чарку на столик.
– У тебя тут жарко, – она обмахнулась платком, – окошко открой.
Петя поднялся и открыл крошечное окошко, а когда повернулся к Нине, она уже стояла без рубашки, с рассыпавшимися по плечам волосами. Она улыбнулась и шагнула к нему.
– Молчи, – прошептала она, подходя все ближе и ближе.
Она прижалась к его груди, ища губами его губы…
– Петя, Петенька, любимый…
Он не выдержал, обнял ее и заплакал. Он не знал, что еще может плакать после того, как в морге под Сарнами опознал сына – его выбросили из тамбура поезда на полном ходу. Ограбили и выбросили. Юру нашли обходчики. Все благодаря Абу – он позвонил родственнику в Москве, и только после этого все закрутилось. Опросили проводников, и две женщины вспомнили Юрку – мол, он говорил, что едет к маме, что она живет в Ровно. Петя привез Юрочку домой, не понимая, что делать дальше, как жить, – он только работал и пил. Он понимал, что Галочка и Марковна изо всех сил стараются вернуть его к жизни, но не хотел жить, хотел одного – отомстить. А потом умереть. Только кому отомстить? Кто мог сказать парнишке такую правду?!