– Странные они какие-то сегодня. А, так это спецназовец, смотри у него автомат короткий, а может радист? Не, это точно спецназ, смотри, у него даже стропорез есть, вон шнурок из кармана торчит, – наперебой обсуждали меня солдаты. – Ладно, поехали к лесу, там кажется, кто-то снова висит! Ну, давай брат, с первым прыжком тебя! – дружелюбно крикнули они мне.
БМД рванула с места и поплыла по глубокому снегу, словно пушинка.
– Спасибо, братаны! Вам тоже не хворать! – захрипел я, стараясь быть солиднее.
Боевая машина десанта виртуозно и стремительно побежала в сторону соснового леска снимать с деревьев незадачливых парашютистов. Я бодро зашагал вперед, радуясь и светясь от счастья. Особенно меня радовало то, что я разобрался с управлением парашюта и не упал на сосну. Что толку от такого диверсанта: висит как елочная игрушка, подходи и бери в плен. Только зря учили олуха. Жалко такого, как мотылек в паутине трепыхается…
На пункте сбора собрались офицеры и наблюдают за снижающимися парашютистами в бинокли. Я доложил старшему лейтенанту Семенову, который уже пил чай с баранками, об успешном выполнении прыжка и отправился на обед в расположенную по близости походную кухню. Повар отвалил в мой котелок огромную порцию гречневой каши с тушенкой, выдал масло, налил в кружку сладкого горячего чая и предложил хлеба столько, сколько смогу съесть.
– Боец, смотри внимательнее! – улыбнулся повар.
– А что? – не понял его я.
– Стропу не проглоти!
– В каком смысле?
– Улыбка очень широкая, не ровен час, купол в рот залетит!
– Серьезно?
– Так говорят. С первым прыжком тебя!
– Спасибо, конечно! А у тебя сколько прыжков? – поинтересовался я и отпил немного чая.
– Ох-ты, шустрый какой! Между прочим, я старшина сверхсрочной службы, в десанте уже четыре года. И у меня уже целых сорок пять прыжков. Есть и ночные, а это братан, не днем прыгать. Как филин летишь, когда ноги ставить к приземлению не видно.
– Круто, и что все годы на кухне кашеварите товарищ старшина? Все четыре года?
– Конечно, а что плохого? Солдата кормить надо, десантник, он пожрать горазд.
– А домой когда собираешься?
– А
– А, где живешь? Вкусно, блин, готовишь, – все не унимался я.
– Спасибо,
– Хрен с ней, с зарплатой. Не боишься, там ведь не санаторий, раз десантуру посылают?
– Честно? Боюсь, очень! Вообще не люблю войну, ненавижу! А ехать надо, служить, выполнять интернациональный долг. На свадьбу копить, на калым. Знаешь, какая у
– Тебя не убьют, – тихо сказал я и приступил к поеданию каши.
– Почем знаешь?
– Кто тебя убивать станет? Ты и басмачам обед сваришь, да такой, что все довольны будут!
– Э-э, зачем так говоришь? – слегка обиделся повар.
– Шучу я, хороший ты мужик, за что тебя убивать-то? У тебя и тюбетейка, наверное, есть?
– Конечно, и не одна. Почему спросил? Масло еще хочешь? – улыбнулся повар.
– Нет, объелся, спасибо большое и ни пера, ни пуха тебе, в Афганистане!
Через полчаса собралась почти вся рота, кроме двух курсантов, приземлившихся на лес. «Батя» и «папа» ротный объявили торжественное построение. Ротный вызывает каждого новоиспеченного десантника из строя, жмет руку, вручает «Берет ВДВ» и знак «Парашютист СССР». Я сжимаю свой значок в кулаке, он тяжелый и приятно покалывает ладонь острием звездочки на куполе. Голубые береты сверкают на наших стриженых затылках, над нами высокое синее небо. А в небе белые как снежинки купола. Прыгают офицеры дивизии. Скоро весна…
Старшие прапорщики Закидухин и Грибанов тоже здесь. Они прыгнули вместе с нами и их лица помолодели и зарумянились. Прыжок с парашютом, по их словам, отличная прививка от старости и хандры. Закидухин собирает у курсантов вытяжные парашютные кольца, все же три парня упустили свои кольца в снег. Теперь их можно найти только летом, если не опередит местная детвора. Грибанов собирает стропорезы, все в наличии, отлично. На желтых и добрых гражданских автобусах «Икарусах» мы едем домой.
После отбоя взвод поднял Цибулевский, чтобы лично поздравить нас с первым прыжком и предупредить.
– Десантники! Теперь у каждого из вас есть знак и берет! В батальоне были случаи воровства. Если узнаю, что у нас есть вор, придушу лично и дисбата не побоюсь! Но и того, кто потеряет свой берет или знак, тоже не пожалею! Чмошник получит дюлей, а потом будет рожать потерю! Ясно?
– Так точно, товарищ сержант! – гаркнул взвод.
–
–