Рядовой Иван Ященко

– Стой! – Путник поднял руку. – Ложись! Не высовываться и глядеть в оба!

Бойцы выполнили команду, залегли у края дороги под прикрытием высокой травы и кустов.

И спустя некоторое время Василь выдохнул:

– Есть!

– Где?

– Бачь: ось там, на перегибе, фриц с биноклем за кустами. Сверкаеть. И шось чернееть, вроде как мотоцикл.

– Так я и думал, – сказал старший сержант, – что дорогу могут взять под наблюдение. Но быстро же они, сволочи, обнаружили побег. Отходим назад.

Отползли, поднялись, пригибаясь, прячась за деревьями, двинулись вдоль дороги по склону вниз. Опять на восток. В ложбине ручей. Жадно пили холодную воду, где-то неподалёку, очевидно, был родник.

– Ладно, – сказал, остановившись, Путник, – надо подумать.

– Я предлагаю пойти по ручью, – сказал Иван, – возможно, попадём в болото. Там, если с собаками будут искать, собаки след потеряют.

Бойцы посмотрели на старшего сержанта: что он скажет?

– Выбор у нас небогатый, – сказал старший сержант, – возле дороги нас быстро обнаружат, особенно если деревня какая-нибудь недалеко. Будем уходить в лес. Ну, в болото, – согласно кивнул Ивану.

Ручеёк то исчезал в траве, то вновь обнаруживал себя, уже более широким и с небольшими берегами. И точно: привёл в ложбину, в которой кочкарник с обильной осокой означал высохшее за лето болото. Кое-где между кочек была затхлая вода. Прошлись по ней, перебрались на другой склон, и тут, в густом кустарнике, было решено сделать привал. Двигаться днём казалось опасным.

– Будем дежурить по очереди, – распорядился Путник, – спите, я первый, Ященко – второй, потом – Дубов.

Выспались и хорошо бы отдохнули, если бы не голод. По сухарику с водичкой, конечно, было у каждого, но что это за подпитка для молодых здоровых парней?

Солнце клонилось к западу, готовились уже потихоньку двинуться дальше, как вдруг издали донёсся стрёкот сороки. А затем едва слышимый лай собак, показалось, что с той стороны, куда беглецы собирались идти.

– Вот, – сказал с горечью Путник, – этого я и боялся. Давайте назад, врассыпную, и пусть каждому повезёт.

Бойцы замешкались, и тогда старший сержант приказал жёстко:

– Выполнять команду!

– А ты, старшой? – спросил, двинувшись было, Иван.

– Быстро, быстро! Уходи дальше!

Остальные уже скрылись за деревьями.

– Храни тебя Бог! – вдруг вырвалось у Ивана. Так иногда говорила его мать.

Он повернулся и бегом побежал в сторону болота, надеясь, что там хоть как-то уничтожатся его следы, а густая трава осока укроет его, если ему не удастся уйти дальше. Откуда ему было знать, что вода сохраняет запахи ничуть не хуже, чем почва…

Он был уже на открытом пространстве, близ кочек, когда увидел в полсотне шагов от себя, слева, Дзагоева. А с той стороны, где была дорога, вдруг на них ринулись две овчарки, и ещё две, следом за ними спешили автоматчики. Бежать поздно. От первой овчарки Иван почти увернулся, когда она с ходу прыгнула на него. Но вторая в этот момент ударила грудью ему в спину, вцепилась зубами в заплечный мешок. Мелькнула нелепая обида: «Убьют, зря не съел последний сухарь». Понимая, что собаки порвут его, если он будет на ногах, Иван рванулся в сторону и упал между кочек, закрыв локтем горло, а пах прижал к кочке. Подоспевший немец ударил его ногой в бедро, следующий удар норовил нанести в лицо. Иван увидел перед собой ботинок, в подошву которого была вшита стальная пластина. Она немного выступала вперёд от носка. Такие ботинки он видел у некоторых охранников, когда работал на просеке. Сперва не понимал, для чего такая обувка, а потом дошло: в рукопашном бою ударом по голени можно было сломать ногу противнику. И вот теперь это холодное оружие нацелено ему в голову. От первого удара он сумел заслониться рукой, но в это время другой фашист, подоспевший на помощь, ударил его в затылок. Иван потерял сознание и не чувствовал уже, как его били ногами по всему телу и как рвали его бока, спину и бёдра собаки.

Дзагоев прыгнувшую к его горлу овчарку встретил достойно: выставил левую руку, в которую она вцепилась мощными челюстями, а правой, в которой был его сапожный нож, молниеносным движением чиркнул собаке по горлу. Челюсти разжались не сразу. Набежавший со второй собакой фашист, увидев, что русский вооружён, поднял автомат и ударил очередью по ногам Дзагоева. Но тот уже успел сделать замах и метнул нож. Целил в горло, но очередь по его ногам пришлась мгновением раньше, и лезвие воткнулось немцу не в горло, а ниже и правее, под ключицу. Падая, Дзагоев увидел, как от изумления и боли исказилось лицо немца. Дальше – тьма.

Очнулся Иван лишь в кузове грузовика. Все беглецы, грязные, в изорванной кровавой одежде, лежали тут же. Не было только старшего сержанта. В лагере их выбросили из машины на землю так, словно это были мешки, – напоказ остальным пленным и в назидание.

– Ну, – сказал гауптман, – докладывай.

Михаил переступил с ноги на ногу:

– Честное слово: я ничего не знал!