Рядовой свидетель эпохи.

В первый же день, как поселился в общежитии корпуса «Е», пошел в читальный зал, располагавшийся в том же корпусе, за учебниками. И у входа туда встретил, по истине знаменательно, ростовского близкого товарища по пионерскому лагерю, Валентина Розонова, тоже из поколения мальчишек тридцатых годов, бредивших авиацией, о которых писатель Ю. Идашкин, сам из того же поколения, проникновенно сказал: «... я твердо знаю, что мое поколение на всю жизнь сохранит особое отношение к авиации. Потому, что она для нас — часть нашего детства, окрашенного радостью осознания своей принадлежности к стране героев, она для нас — символ преодоления пространства и времени, порыв, который не отделим от эпохи бурного социалистического штурма тридцатых годов». Он, тоже техник-лейтенант, уже слушатель 2-го курса факультета самолетов и двигателей. Удивил его рассказ о том, что на его курсе учится и сын знаменитого летчика Валерия Чкалова — Игорь Чкалов. Как же так, четыре года тому назад, в 1946 году видел я его фотографию — слушателя академии имени Жуковского на обложке «Огонька», а сейчас он только на втором курсе? Оказывается, его неоднократно за нерадивое отношение к учебе отчисляли из академии, направляли в строевую часть и снова возвращали в Академию. Будто бы, Сталин сказал, что в память о выдающихся заслугах перед Родиной его отца, сына нужно выучить, сделать из него человека.

Конкурс в Академию Жуковского в тот год бьш 12 человек на место, не считая окончивших подготовительный курс (200 человек для всех факультетов), которые практически поступали вне конкурса. Первый вступительный экзамен в нашей группе — физика, и билет мне попался № 13, а первый вопрос — «Переменный ток, работа трансформатора». Немного стало не по себе. Переменный — то ток я и не готовил к вступительным экзаменам. Кто-то говорил, что переменного тока не будет на экзаменах. Да я за него и не беспокоился, надеялся на багаж серпуховского училище. Работу-то трансформатора мы в училище изучали досконально. Но цел ли тот багаж? Мельком назвав общие характеристики переменного тока, скорее перешел к работе трансформатора: переменный электрический ток, проходящий по первичной обмотке создает переменное магнитное поле, которое наводит во вторичной обмотке ЭДС, действующее против причины, его вызвавшей... И далее в том же стиле. Экзаменующий, это был подполковник Бутенко, сотрудник учебного отдела, премного удивившись, лишь спросил, откуда я так хорошо знаю работу трансформатора, где учился. Узнав, что я окончил серпуховское училище по электроспецоборудованию самолетов, поставил мне жирную пятерку и больше ни о чем не спрашивал. Чувствовалось и позднее: авторитет серпуховского авиатехнического училища в авиации был очень высоким. Все другие экзамены сдал также успешно, для мандатной комиссии все у меня в биографии было чисто.

Хорошо помнится 1-й день начала учебы в Академии — 1-е сентября 1950 года. Первая лекция — высшая математика. Ее читал тогда для всего потока профессор В.В. Голубев — заведующий кафедрами математики и в ВВИА имени проф. Н.Е.Жуковского, и в МГУ. Читал просто, но изящно и доходчиво. О нем были уже наслышаны от товарищей, ранее поступивших в Академию: еще до революции учился и работал в Сорбонне, верующий, беспартийный.

Только ли на нашей первой лекции или еще и на других своих лекциях, он провозгласил во вводном слове тезис, необычный для того времени. Этот тезис примерно звучал так: одним из главных стимулирующих факторов развития математики были войны. Тезис по существу справедливый и понятный для военного человека. Но как за этот «непартийный» тезис накинулись на профессора В.В. Голубева партлолитработники, преподаватели кафедры ОМЛ. Долго склоняли беспартийного В.В. Голубева и на партийных собраниях в Академии.

В дальнейшем все разделы высшей математики (мат. анализ, аналитическая геометрия, векторная алгебра, теория поля) 4 семестра читал нам профессор Г.Ф. Лаптев, прекрасный лектор, педагог и человек. Он нередко значительную часть своей лекции диктовал. Это нравилось всем. Но в конце курса, как стало очевидным позднее, он не укладывался в срок и сложную «Теорию поля» прочитал все же торопливо.