Среди других предметов 1-го семестра были: химия, физика, машиностроительное черчение, физическая и стрелковая подготовка. Химию нам читал известный профессор Шемякин. Читал он, на мой взгляд, хорошо, доходчиво, но почему-то его не любили многие слушатели, видимо, восприняв мнение старшекурсников. Профессора на лекциях часто сопровождала ассистентка, демонстрируя некоторые опыты по ходу лекции. Когда профессор объяснял нам сущность какой-то гремучей смеси, он мимоходом заметил, что вот сейчас ее проявление можно будет увидеть воочию. Ассистентка поставила впереди кафедры на стул какой-то небольшой ящик с защитным спереди стеклом, что-то в ящике поколдовала и молча ушла. Все думали, что фокус не удается, профессор продолжал лекцию дальше, и про ящик все забыли. Но минут через 10 раздался довольно мощный взрыв, защитное стекло разлетелось вдребезги, ящик тоже вслед за осколками стекла полетел на головы слушателей. Кто-то вскрикнул, кто-то возмущенно ругался, кто-то смеялся, кто-то аплодировал. Эффект был потрясающий. Как потом выяснилось, это был любимый «конек» ассистентки. Мне подумалось: таким путем преданная профессору ассистентка мстила слушателям за нелюбовь к профессору. Жаловаться на ассистентку, конечно, никому не пришло в голову.
Со 2-го семестра добавились основы марксизма-ленинизма, иностранный (английский) язык, технология металлов, теоретическая механика. На 3-ем семестре — теория механизмов и машин, сопромат. Каждый преподаватель — колоритнейшая фигура. Из всех преподавателей общеинженерных дисциплин на меня произвел самое хорошее впечатление преподаватель теоретической механики Владимир Карлович Больцман, спокойный, скромный, но строгий, глубоко знающий свой предмет, прекрасно преподносящий его слушателям.
Иное впечатление оставил, думаю не только у меня, профессор В., преподаватель сопромата. Лекции читал он великолепно, казался человеком высококультурным, интеллигентным, был известен как один из авторов только что изданного тогда фундаментального трехтомника «Справочник машиностроителя», который многие из нас по его рекомендации купили. Но на одной из своих лекций, советуя, как лучше запомнить формулу, он... разрядился непристойными словами. На меня это произвело настолько отвратительное впечатление, что до сих пор, хотя этот профессор давно уже умер, не могу подавить в себе недоброе чувство к нему.
В детдомовском детстве мне пришлось слышать много самой грязной, самой изощренной матерщины. Выделялись этим всегда самые недоразвитые, самые тупые, и неприязнь к отъявленным матершинникам у меня осталась на всю жизнь, как к людям слабоумным. И вдруг «мат» на лекции профессора в прославленной «Жуковке»! Даже на фронте, в нашей танкистской среде «мат» не был особенно популярен. А тут, в столице, в знаменитой Академии... непостижимо.
Этот экскурс я сделал в назидание молодым нашим педагогам. Не берите пример с некоторых наших старших по возрасту преподавателей' хорошо владеющих сейчас матерщиной, хотя общая обстановка в стране в какой-то степени и оправдывает такой лексикон. Но помните, плохое впечатление от этого и от преподавателя останется кое у кого из слушателей на всю жизнь, и его вспомнят подобным словом. !
Рассказывая об Академии 50-х годов, нельзя не коснуться общей атмосферы жизни тех лет в Москве, времяпровождения и быта слушателей, словом, всего того, что сопровождало учебный процесс за пределами академических аудиторий. \
Слушателям-офицерам сохранялось денежное, вещевое и продовольственное (тоже в денежном, правда, в урезанном размере) содержание по занимаемым до поступления в Академию должностям. Всем одиноким предоставлялось общежитие в корпусах академии. Но для семейных иногородних слушателей жилищный вопрос был тяжелой проблемой. Практически все семейные слушатели снимали жилье у местных жителей, которые бессовестно драли за это чрезмерную плату. И когда правительство '< стало компенсировать слушателям военных академий затраты на съем : жилья, местные обыватели мгновенно увеличили цены за сдаваемую жилищную площадь на эту сумму. Свыше 10 раз многим семейным слушателям, особенно с малолетними детьми, приходилось менять снимаемое жилье. Конечно, это сильно отражалось на учебе, э
Мы, несемейные слушатели всех факультетов, жили тогда в корпусе «Е» на 2-м этаже. В этом же корпусе, в подвальном помещении, куда сейчас переведен УОЗ, работала большая столовая, в которой мы и питались (и, конечно, все, кто находился в корпусе «Е») утром, днем и вечером. Большая столовая была и в корпусе «Д». Там даже имелось тогда диетическое отделение, куда давали направление врачи академической | поликлиники.