Вадим Кожинов приводит слова В.В. Шульгина, сказанные им в 1921 году: «Знамя Единой России фактически подняли большевики». Потом приводит слова из мемуаров бывшею военного министра Сухомлинова: «Залог для будущего России я вижу в том, что в ней у власти стоит самонадеянное, твердое и руководимое великим политическим идеалом правительство... Слава Богу, что во главе России эти самые большевики, а не Гучков с Милюковым и Керенским». Добавим от себя: Бердяев в 1937 году, находясь в зарубежном изгнании, писал: «России грозила полная анархия, анархический распад, он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться». Доброжелательно отозвался о советской власти и ярый антикоммунист, бывший секретарь Керенского (в 1917 году) Питирим Сорокин в своей автобиографической книге «Дальняя дорога»: «...с конца 20-х годов русская революция начала входить в свою конструктивную фазу, которая в настоящее время находится в полном развитии. Советская внутренняя и внешняя политика сейчас более конструктивна и созидательна, чем политика многих западных и восточных стран. Весьма жаль, что эта важная перемена все еще не замечается политиками и правящей элитой этих государств».
Созидательный характер Октябрьской революции и правое дело большевиков так или иначе признала значительная часть офицеров и генералов Русской армии. В книге приводятся убедительные цифры: примерно половина офицеров и генералов, приписанных к Генштабу Русской армии, перешла служить в Красную Армию (739 чел), половина, примерно (750 чел.), — служила в Белой армии. Примерно такое же соотношение и по всему офицерскому составу.
Новую, оригинальную характеристику гражданской войны 1918-1920 гг. дает Кожинов в таком виде: «...борьба Красной и Белой армий вовсе не была борьбой между «новой» и «старой» властями; это была борьба двух «новых» властей — Февральской и Октябрьской». При этом он отмечает и еще важную особенность гражданской войны: «Запад издавна и даже извечно был категорически против самого существования великой — мощной и ни от кого не зависящей — России и никак не мог допустить, чтобы в результате победы Белой армии такая Россия восстановилась. Запад, в частности, в 1918 — 1922 годах делал все возможное для расчленения России, всемерно поддерживая любые сепаратистские устремления». Как это похоже на нынешнюю подлую позицию Запада!
Приводится Кожиновым и свой подсчет цены революции и гражданской войны: 17,4 млн. человеческих жизней за годы 1918-1922, включая жертвы голода 1921 года, — 12 процентов населения России 1917 года. Для сравнения дается куда меньший процент жертв 1937-1938 гг. — 681692 смертных приговора (0,4 процента населения). Но мне кажутся и эти 0,4 процента большим преувеличением. И вот почему. Как ни старался «историк» «новой демократии» Д. Волкогонов первым назвать полные цифры репрессий 1937-1939 гг., но в первом журнальном варианте своей книги «Триумф и трагедия» он назвал около 31 тысячи расстрелянных в период с конца 1936-годо конца 1939 года. Правда, он сделал тогда какую-то странную оговорку: по 60 крупным городам. На встрече Д. Волкогонова с читателями в Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е. Жуковского я задал ему прямой вопрос: «Поданным Вашей книги «Триумф и трагедия», опубликованной в журнале «Октябрь», получается число смертных приговоров за 1936-1939 годы около 31 тысячи. Почему же идет болтовня в печати о миллионах расстрелянных в то время?»
Он не стал отрицать этой цифры, а вдался в рассуждения о том, что говорят о миллионах погибших в лагерях, при коллективизации и т.д. Я его спросил про одно, он же стал говорить о другом. Совсем как в поговорке: я — про Фому, а он — про Ерему. В отдельной же, изданной в 1989 году книге у него совсем не то, что было в журнальном варианте. Он пишет: «Я не располагаю официальными данными о количестве жертв в 1937-1938 годах. Возможно, их пока и нет». Данных нет, и он их выдумывает: «...в эти трагические два года — 1937-й и 1938-й — по моему мнению, подверглись репрессиям порядка 4,5-5,5 миллиона человек. Из них погибло в результате смертных приговоров 800 — 900 тысяч человек». Эту волкогоновскую стряпню, видно, надо было понимать как сигнал перестроечным фальсификаторам истории: данных нет (они к этому времени могли быть уже уничтожены теми же волкогоновцами из Института военной истории), но они должны быть вот такими.
Вот почему в книге Кожинова цифры приговоренных к расстрелу в 1937-1938 гг. — 681 692, «не столь давно рассекреченные», представляются преувеличенными и требуют, как мне кажется, тщательного публичного анализа.
Мы коснулись лишь очень немногих материалов книги, которые очень актуальны в наши дни.
НАКАНУНЕ И В ХОДЕ ВОЙНЫ
(По книге В. Кожинова — «Россия. Век XX. 1939 — 1964»)