Рядовой свидетель эпохи.

Останавливаемся, связываемся по радио со своим танковым батальоном, получаем команду разведать дорогу, которая идет перпендикулярно той, по которой только что попали сюда. Эта боковая дорога явно не основная, но что делается на ней, понятно, знать надо. Она обсажена старыми, толстенными деревьями и опасно узкая. Двигаемся не торопясь, осматриваемся по сторонам, все спокойно, но в километре неожиданно, за крутым поворотом, почти вплотную натыкаемся на преградивший дорогу танк. На фоне зарева хорошо виден его силуэт, пушка с пламягасителем на конце ствола направлена чуть в сторону от дороги. Это — «тигр». Все говорит за то, что он без экипажа. В деревне все спокойно, рядом на лугу мирно пасутся лошади. Быстро расстегиваю кассеты сзади в нише башни с бронебойными снарядами, заменяю осколочный снаряд на бронебойный, двигатель работает на малых оборотах, совещаемся. Решаем коллективно: развернемся и ударим по «Тигру» — такую возможность упускать нельзя. Водитель дает задний ход, затем поворачивает вправо и съезжает с дороги на луг, чтобы развернуться. Но танк наш начинает пробуксовывать, это мы хорошо чувствуем, луг, наверное, приболотный, низинный, вот-вот сядем на «брюхо». Встревожились, — беда, если засядем на обочине, «тигр» закрыт от нас деревьями, они ограничивают и разворот нашей пушки. Этот психологически очень напряженный момент я описал в книге, но нельзя не коснуться его снова и здесь. Все обошлось благополучно. Почти. Механик-водитель Орлов (Фамилии всех членов первого своего экипажа помню, а имена не помню) все же вывел танк из опасного места, не застрял, но при выезде непосредственно на дорогу между деревьями все же ударил в дерево правым ленивцем. От сильного удара командир танка ткнулся переносицей в кромку люка и, потеряв сознание, сполз вниз на боеу- кладку. Из расстегнутой кассеты в нише башни полетели вниз бронебойные снаряды, один из которых угодил по голове пулеметчику, сильно напугав его. Все же удар по голове, хотя и под ребристым шлемом, 16-ти килограммовым снарядом, удар ощутимый. После этого мы вчетвером решили с «тигром» не связываться, а скорее вернуться на развилку дорог и доложить о результатах разведки. Так и сделали. Наши действия комбат признал правильными, предупредив еще раз о нашей основной задаче: разведка и предотвращение неожиданных нападений противника из засад.

Весь батальон танков стоит с заглушёнными моторами на основной дороге, перпендикулярной нашей. Теперь наша ближайшая задача держать под наблюдением дорогу, по которой только что возвратились в готовности к её обстрелу. Невдалеке, чуть в стороне стрекочет то ли наш «кукурузник», то ли какой-то подобный немецкий самолет. Луны нет, под большими развесистыми деревьями нас сверху, похоже, не видно. Через некоторое время послышался новый звук впереди и чуть правее дороги — тарахтение то ли танка, то ли трактора. Все слушают, пытаясь угадать, что это такое. Наверное, всем ясно, что это одиночный объект, посланный, возможно, для разведки местонахождения наших танков, он явно приближается к нам. Вдруг из переднего танка, стоящего чуть впереди других танков на той дороге, раздается пушечный выстрел, спустя мгновение... дикие крики. Несколько человек, наверное, автоматчиков, побежали на эти крики. Как рассказали вернувшиеся, навстречу танкам ехал трактор с прицепом, в котором находились беженцы. Бронебойный снаряд попал в повозку и оторвал голову ребенку. Ситуация — та еще. Все набросились с упреками и руганью на лейтенанта Л., из танка которого был сделан поспешный выстрел. Настроение после этого нелепого случая — прескверное, наверное, у всех узнавших об этом, одинаковое, все проклинают этого лейтенанта Л.

Комбат посылает его танк на разведку основной дороги, ведущей на юго-запад. Посылает именно его, убрать с глаз, чтобы не возбуждал ненужных в тот момент эмоции. Мы все остались на месте, устанавливается тишина, лишь где-то вдалеке стрекочет тихоходный воздушный разведчик. Ночь теплая, звездная. Навязываются воспоминания. Что- то делают сейчас мои друзья в Ростове — Ярославском. Казню себя за то, что не ответил тогда, в 1942-м на единственную открытку из Ростова, присланную мне в Рыбинск. Сейчас можно было бы узнать о всех, о ком сохранилась у меня добрая память, о детдомовцах, эвакуированных в мало кому известную Чухлому... Но раздается далекий пушечный выстрел, и я возвращаюсь в своих мыслях к действительности. Других выстрелов не слышно. Опять лейтенант Л. выдал что-то не то, докладывает ли он что-нибудь по радио, неизвестно. Наш лейтенант молчит, мучается, наверное, от боли в переносице. Через некоторое время танк лейтенанта Л. возвращается, сразу становится известно — они догнали большую немецкую колонну, состоящую из автобусов, грузовых автомашин, конных повозок, уходящую на запад, и ударили по последней машине из пушки. Думаю, у всех сразу возник один и тот же вопрос: зачем? Разумнее было бы пристроиться сзади к колонне и передавать сведения о ней по радио.