Рядовой свидетель эпохи.

Наконец-то под вечер 22 сентября 1944 года с исходной позиции в лесочке под пологим холмом, на которую мы встали пару часов тому назад, мы атакуем противника всей 183-ей танковой бригадой. Это была первая наша танковая атака, многие детали которой помнятся до сих пор. Её я подробно описал ранее, здесь детали опустим. Первая наша танковая атака закончилась для нашего танкового взвода тем, что два танка из трех засели в маленьком незаметном болотце за хутором, из которого мы легко выбили немцев. Правильнее может быть сказать — они, после нашего их обстрела из пушки с коротких остановок, покинули свои траншеи у хутора и отошли в лес. Всю ночь после этого мы вытаскивали свои танки. Для этого ротный выделил после отменной брани всего один танк, дополнительные буксировочные тросы, весом больше пуда, пришлось брать с других танков находящихся метрах в трехстах от нас, потом относить их обратно. Под утро, изрядно измотавшись, мы занял и свое место на новой исходной позиции нашего танкового батальона на опушке леса, вдоль дороги, ведущей к реке, мост через которую немцы разрушили. Там находятся наши автоматчики, а мы будем ждать здесь восстановления моста. Хочется спать, но моя очередь дежурить у танка. Сажусь на башню, свесив ноги в открытый люк внутрь, и сразу задремываю сидя.

Неожиданно по дороге от переправы, закрытой от нас лесом, несутся на большой скорости, явно под наше прикрытие, лодки-амфибии, принадлежащие, наверное, саперам, наводящим новый мост. На вопросы — откуда, куда? — отвечают: немцы атаковали из леса сбоку наших автоматчиков и саперов, начавших восстанавливать мост. Сразу же от танка к танку передается команда: ротой атакуем немцев, вышедших к переправе. Танки вышли из леса на дорогу и в колонне двинулись к переправе. Немцы, увидев танки, выходящие из леса к реке, быстро исчезли без единого выстрела, Танки рассредоточиваются вдоль реки невдалеке от домов. Судя по карте — это мыза Дакста. Слегка маскируемся, за рекой, как сказано, наш небольшой плацдарм, на нем наши автоматчики ведут наблюдение за противником.

Из-за реки, откуда-то с закрытой позиции начинает бить по нам артиллерия одиночными выстрелами, но довольно часто. Чувствуется, она пристреливается к тому месту, где саперы восстанавливают мост. Саперы, не обращая внимания на взрывы снарядов, мужественно делают свое дело. Время от времени снаряды падают в воду, поднимая огромные столбы воды. Прошу разрешения у командира танка сбегать к реке, посмотреть — там же должно быть много глушоной рыбы. Командир не разрешает. К тому же в этот момент налетают немецкие самолеты и сбрасывают бомбы, явно рассчитывая попасть по копошащимся у реки саперам, но мажут. Спустя некоторое время летят наши Ил-2 и бьют реактивными снарядами... тоже по переправе, но тоже мажут. Грозим им кулаками, материмся.

Передали весть, что скоро привезут нам обед, решаем дополнить его чаем — переправу восстановят явно еще не скоро. Надеясь увидеть на воде глушоную рыбу, вызываюсь сбегать к реке за водой, командир неохотно, но разрешает. Дождавшись падения очередного немецкого снаряда, бегу к реке по дороге к восстанавливаемому мосту. Недалеко от берега в этом месте у дороги стоит небольшой одноэтажный дом. В проеме открытой двери стоит женщина — лейтенант, молодая, красивая в хорошей шинели английского сукна, стоит в полный рост, наверное, демонстрирует солидарность с работающими под обстрелом и бомбежками саперами — строителями моста. Не иначе — замполит батальона или комсорг. Загляделся с восхищением на неё: опять где-то недалеко разорвался снаряд, а она демонстративно стоит во весь рост. Разные были женщины в армии, но я видел и таких вот, красивых и отчаянных, из тех, кто «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Спохватившись, бегу скорее к реке набрать воды. В это время раздался далекий выстрел немецкой пушки, обстреливающей переправу, и сразу же послышался уже хорошо знакомый громкий шелест падающего снаряда. По этому шелесту мы приспособились уже угадывать — далеко или близко упадет снаряд. Чувствую — упадет рядом. Щучкой бросаюсь в межу между грядками и прижимаюсь к земле. Снаряд, действительно, рванул где-то недалеко. Поднимаюсь, иду к воде, зачерпнув воду, осматриваю реку — всплывшей глушоной рыбы не видно. Только тут пришла в голову мысль: рыба-то, наверное, давно ушла от этого проклятого места подальше, напуганная взрывами. На обратном пути, пробегая мимо дома, у дверей которого стояла красивая женщина-офицер, вижу её, лежащей на пороге с развороченным окровавленным боком, к ней спешат солдаты-саперы... Жгуче жалко стало такую — молодую, красивую, отчаянную, но сознание того, что ты на фронте, и что такое придется теперь наблюдать часто, заставило переключить свои мысли и делать свое дело.