Рядовой свидетель эпохи.

Мы поражены: безумие атаковать населенный пункт по открытой местности, покрытой глубоким снегом. Так вот она какая судьба у пехоты- матушки... Совсем стемнело, но что это? Один зашевелился, другой... и начинается массовое воскрешение убитых, отползание назад, кто к нам под танк, кто в глубокие снежные танковые колеи, на шинелях лежа волокут раненых. На поле не остается ни одного тела! Пехота четко знает свое дело, воевать научилась: и чей-то идиотский приказ на атаку выполнила, и ни одного убитого. Ну, молотки, ребята, ну молодцы! Вот такой довелось наблюдать случай. Это было в начале февраля 1945 года. Весь полк снова подался к лесу и осел в подвале разбитого дома на опушке леса.

Через пару часов мы погорели: немецкая самоходка «артштурм», с инфракрасным прицелом незаметно, под шум подходящих для вытаскивания нас танков, подобралась на близкое расстояние и подожгла и наш танк, и подошедшие. (О том, что на немецкой самоходке был установлен инфракрасный прицел ночного видения, я узнал много позднее, после войны от своего комбата, который читал об этом в каком-то специальном журнале).

Остаток ночи мы (я — заряжающий и командир орудия — стреляющий) провели вместе с пехотинцами в подвале того дома, куда отошел атаковавший Дойчендорф пехотный полк. В подвале было душно, тесно, не спали, возбужденные произошедшим, обсуждали, анализировали вечерние события. Познакомились близко с сержантом — командиром отделения пулеметчиков. Он живо интересовался тем, как мы горели у них на глазах, нам были интересны подробности жизни пехотинцев-фронтовиков. Наш собеседник через каждый час ходил менять расчет пикета пулеметчиков, который был выставлен метрах в 200-х от приютившего нас подвала. После одного из таких выходов он вернулся в крайнем возбуждении без смененных пулеметчиков: он обнаружил их с отрезанными головами. Ближайший пикет, да и посты у сгоревшего дома слышали окрик того пикета — «стой, кто идет!?» — и какой-то спокойный ответ, все вроде бы было, как обычно... Так впервые я близко узнал о коварной подлости бывших наших, предателей, так называемых власовцев. Нельзя исключать того, что это могли быть и предатели — прибалтийцы. Как-то повелось еще с тех военных пор, не задумываясь называть всех предателей «власовцами».

В феврале-апреле 1945 года в Восточной Пруссии часто пришлось наблюдать результаты подобных зверских случаев. Так что те, кто пытался и сейчас пытается оправдать тех предателей Родины, называемых «власовцами» или «бандеровцами», либо сами были из их рядов, либо потомки их, в любом случае они мне представляются сообщниками их кровавых дел.

Утром добрались до штаба своего танкового батальона, расположившегося в каком-то безлюдном населенном пункте в 7-10 км от Дойчендорфа. Двое суток отсыпались, затем снова приняли танк в полевых ремонтных мастерских и прибыли опять на опушку того леса, где остатки нашей танковой бригады заняли оборону. По ночам один танк высылался к дороге с задачей обстреливать немецкие войска, каждую ночь подходившие в город с востока. Тут ближайшей ночью мы отличились. Учли, конечно, недавний горький опыт, настояли на том, чтобы нам придали автоматчиков для охранны танка и усиления наружного наблюдения. При очередном нашем выдвижении на обстрел дороги выставили два пикета автоматчиков справа на опушку леса и не напрасно: они обнаружили немцев, идущих по лесу к занявшим оборону танкам, и обходящих их сбоку и сзади. Автоматчики прибежали к танку и сообщили о том, что по лесу идет в сторону танков большое количество, видимо, пьяных немцев, что-то орут. Мы отошли немного от леса назад, развернули пушку в сторону опушки леса, приготовили гранаты и ППШ. Автоматчики залегли под танк, мы заглушили двигатель и, когда стали слышны отдельные крики, открыли огонь из пушки и пулеметов, автоматчики тоже из-за танка лупили из 4-х автоматов. Расстреляли почти весь боекомплект снарядов и патронов. Утром ходили смотреть результаты нашей ночной работы: лес в полосе метров 300 на 300 был усеян убитыми. Лес был чистым, редким, и это благоприятствовало нам ночью. У каждого убитого был фаустпатрон, если бы они зашли по лесу в тыл нашим танкам, танки легко бы могли быть сожжены. В отражении ночного лесного нашествия немцев участвовал всего лишь один наш танк, остальные танки стояли вдоль опушки леса, их орудия были направлены в другую сторону. Соотношение по людским потерям под Дойчендорфом после этого стало явно в нашу пользу за последние дни. У нас потеря — один лейтенант, командир нашего танка, у них, — думаю, не меньше 200-300.. Так что, на войне было и так, и сяк: и промахи, и победы. И у немцев бывало так, о чем свидетельствует описанная ночная безумная лесная атака немецкой пехоты на танки.