Между тем стал опускаться вечерний туман и видимость стала ухудшаться. Потеряв всякое терпение, я решаюсь начать свою операцию, не дожидаясь полной темноты. Пехотинцы еще раз дали мне советы, кто- то даже перекрестил меня. Я сжимаюсь в комок, выскакиваю из траншеи, в несколько прыжков оказываюсь у следующей траншеи и с ходу ныряю в нее. Ни выстрела снайпера, ни пули не было слышно. Присев по инерции на дне траншеи, перевожу дыхание и тут слышу громкое прерывистое дыхание человека, находящегося рядом, за поворотом траншеи. Быстро вынул револьвер, взвел курок, размышляю, кто бы это мог быть. Ведь пехотинцы сказали, что тут никого нет. Спрашиваю тихим голосом, кто тут? Молчание, затем тихий ломаный голос: «Я ранен». Выглядываю и вижу совсем юного парнишку в нашей солдатской форме, лежащего в углу траншеи. Думаю, кто же это может быть? То ли немецкий перебежчик? То ли их лазутчик? То ли прибалт, решивший от немцев перебраться к своим? Решил на обратном пути рассказать об этом пехотинцам и тогда принять решение, как с ним поступить. Сказал ему, что быстро сбегаю к танку и на обратном пути помогу ему перебраться в соседнюю траншею. Там есть люди, они помогут добраться до медпункта. Затем несколько раз высунул над окопом шапку, убедился в том, что снайпер не реагирует на это. Не видит, наверное, на таком расстоянии в надвинувшихся туманных сумерках. Выглянул сам, разглядел куст на опушке леса, рядом с которым, по сведениям пехотинцев, находится снайпер, и закрываясь от этого куста танком, пригнувшись, побежал к танку. Но в этот момент у меня из кармана выпал револьвер. Я вернулся, схватил его и, обернувшись к танку, увидел, как вдоль борта по броне чиркнула яркая длинная искра. Не заметив, я сместился с выбранного направления подхода к танку, невольно чуть высунулся из-за его прикрытия, и снайпер тут же среагировал. Мне в очередной раз повезло... Достучался до экипажа, узнал все о них, о неисправности танка и, дождавшись того момента, когда туман стал совершенно непрозрачным, в полутьме двинулся в обратный путь. Компаса у меня с собой не было, и я тут же уклонился в какую-то сторону, на наши траншеи не вышел и долго колесил где-то вокруг. Помнится, почему-то меня сопровождало щелканье пуль, или это было эхо выстрелов в тумане. Понял, что я заблудился, стала тревожить мысль, как бы не попасть к немцам. Не помню уж по каким признакам я все же вышел к своим, наткнувшись на дорогу довольно далеко от нашего НП...
Имел место, как говорится, и еще один случай в то время, когда я был связным при штабе 2-го тб, случай из тех, который запомнился надолго. Находился я однажды на КП 183-ей тбр вместе с другими связными от других батальонов. У комбрига на совещании находился наш начальник штаба, капитан И.Ф. Симоненко. Мне предстояло сопровождать его обратно в штаб батальона. Иван Федотович человек был спокойный, рассудительный, никогда не допускал грубостей по отношению к подчиненным. Был он на совещании у комбрига, скорее всего, вместо комбата-2 П.И. Громцева, который в то время находился постоянно в танке, в боевых порядках пехоты вместе с двумя другими танками. Это было все, что осталось из танков от всей 183-й тбр. к тому врнмени.
Выскочил Симоненко от комбрига крайне возбужденный, наверное, там не обошлось без рукоприкладства — комбриг Гришин злоупотреблял этим. Позвал начштаба меня, и мы пошли к нашим танкам, занявшим оборону километрах в двух от КП бригады. Радиосвязи с танками не было. Задача перед начальником нашего штаба была поставлена комбригом четко: идти к танкам и «лично разобраться, почему танки не продвигаются вперед, и доложить». Добрались до танков по следам танковых гусениц мы благополучно. По звуку пролетающих мин и снарядов давно уже научились определять, где они упадут, и каждой из них не кланялись...