Ричард Длинные Руки – бургграф

Тегер, который похвалялся вновь изнасиловать Амелию, с компанией своих ублюдков сидел на открытой площадке перед трактиром дядюшки Крокуса. Площадка огорожена решетчатым заборчиком из крашеных дощечек, за тремя столами человек двенадцать, все наглые и уверенные, пьют и хохочут. Женщин на улице провожают такими взглядами, что даже шлюхи опускают головы, стараются убраться из виду как можно быстрее.

Я на скаку вытащил веревку с петлей, у одних это называется арканом, у других – лассо. Те и другие умеют метать его издали, но я не те и не другие, потому остановил коня рядом с заборчиком, держа веревку наготове.

Они сразу опустили кружки и смотрели с заинтересованным ожиданием. Никто даже не потянулся к мечу или ножу, сейчас ясный день, городская стража близко, да и не сумасшедший же я, заводить ссору с целым отрядом.

– Ты! – крикнул я. – Пьяная мразь!.. Думал, сойдет с рук?..

Он в двух шагах, но я не был уверен, что смогу даже с двух шагов метнуть лассо, потому спрыгнул прямо с седла на ту сторону заборчика. Петля мелькнула в моих руках и широко легла на шею Тегера, захватив и плечо. Я поспешно дернул, чтобы захлестнула именно шею, прыгнул обратно в седло и, быстро намотав веревку на седельный крюк, послал Зайчика вдоль улицы.

Конь ринулся, как будто им выстрелили из катапульты. За спиной затрещало, забор разлетелся в щепки, как стая вспугнутых голубей. Мы пронеслись два квартала прежде, чем я оглянулся. Тело задушенного Тегера волочится, подпрыгивая и ударяясь о неровные булыжники мостовой. Одежда излохматилась, и если он еще и жив, то уж в таком состоянии, что не вытащит нож, чтобы перерезать веревку.

На улице разбегались с криками, труп на поворотах заносит и с размаху бьет о стены, деревья, столбы. Я сцепил зубы, одной рукой вытащил меч, дома мелькают, как будто на полном скаку мчатся навстречу и лишь в последнее мгновение успевают отпрыгивать в сторону.

Распахнулась площадь, на той стороне роскошный дворец Бриклайта. Перед ним кучки народа – то ли праздношатающиеся, то ли бедолаги, попавшие к нему в зависимость и льстиво старающиеся попасть на глаза всесильному хозяину города.

Зайчик пронесся, победно гремя копытами. За нами тянется след слабого крика, но мы опережаем его намного, и когда копыта прогремели перед самым дворцом, народ лишь подался в стороны.

Я взмахом меча перехватил туго натянутую веревку, крикнул яростно:

– Эта сволочь наказана… вы знаете за что!.. И трое остальных подонков умрут так же страшно! Семя Бриклайта будет вырвано с корнем!!!

Зайчик развернулся и понесся, все больше набирая скорость. За спиной остались крики, свисток дудки городской стражи, я видел даже обнаженные мечи, но Зайчик все набирал скорость, впереди наконец появилась городская стена.

– Давай, – сказал я, – на ту сторону. Через ворота не светит…

Зайчик всхрапнул обиженно, зачем такое говорить, когда он сам раньше меня все понял и направился именно сюда. Еще два могучих удара копытами, сильный толчок, меня вжало в седло так, что заскрипели кости во всем теле. Стена выросла и опустилась. Копыта почти задели ее верх, но Зайчик подогнул ноги, и теперь мы неслись навстречу стремительно приближающейся земле.

Я едва удержался от желания закрыть глаза, не такая уж и высокая эта стена, но все-таки тряхнуло еще сильнее, позвоночник затрещал и кости заскрипели. Зайчик помчался в сторону гор, город за спиной быстро уменьшается, а ветер все сильнее выворачивает губы и пытается выдавить глаза.

– Тихо-тихо, – взмолился я. – Понимаю, тебе хочется показать себя в полной красе… но что делать, нам пока так далеко не надо.

Он остановился так резко, что я, даже крепко-накрепко вцепившись в ремни, едва не перелетел через голову ему под копыта.

Среди ровной выжженной пустыни, где желтая трава жмется к земле, вздымается башня из темного камня, блестящая, словно по стенам все время стекает вода.

Я смотрел и не верил глазам: исполинские камни, из которых сложена башня, по размерам побольше тех, что в Баальбекском храме. Непонятно, как их затаскивали наверх, откуда вообще их везли, поблизости ни гор, ни каменных карьеров.

В трещинах башни угнездились уже не кусты, а целые деревья, сейчас голые ветки угрожающе вздымаются к небу. От ворот так и пышет доледниковым периодом, в то же время ни ржавчина, ни что другое не коснулось этих врат.

Я подъехал ближе, на одной половинке выпукло смотрит на меня гигантский череп размером со всадника. Череп человеческий, в то же время глазные впадины шире, узкие скулы раздвинуты в стороны, а зубы все травоядные, если можно так сказать: без клыков хищника, без резцов, даже спереди одни коренные. И постоянное ощущение, что из темных глазниц за мной следят упорно и неотрывно.

– Что за жизнь, – сказал я с тоскливой дрожью в голосе. – Сколько еще проходить мимо этих Заколдованных, Зачарованных и прочих запретных башен и замков?

Зайчик сочувствующе ржанул, повернул голову, огненный глаз посмотрел с немым вопросом: ну что, обратно?

– Да, – согласился я. – Обратно… А потом когда-нибудь вернемся…. И всласть пороемся во всех подвалах…