Ричард Длинные Руки – император

– Сердце Маркуса, – пояснил я, – а также мозг. Это нам мозг неважен, благородные люди живут сердцем и возвышенными чувствами, но неблагородным важнее мозг! Так что филигоны будут охранять именно мозг особенно как-то. Или просто хорошо.

Он сказал потерянно:

– Мы все поляжем еще на подходах?

– Да, – ответил я, – если не придумаем что-то круче.

Подошел Нортон, оглянулся на павших, лицо темнее тучи.

– Простите нас, – произнес он деревянным голосом. – Даже похоронить не можем. Простите.

Карл-Антон сказал быстро:

– Ваше величество, нужно спешить!

– Да, – ответил я. – Слышали все? Наука говорит, промедление смерти подобно. Нужно идти, не считаясь с потерями.

– Прожить дольше сейчас, – произнес Альбрехт, – не жить потом вообще.

– Ваше величество, – сказал Норберт. – Люди уже отдохнули. Почти.

Я поднялся и с обнаженным мечом двинулся в узкий проход. Впереди весело понесся шарик света, предельно яркая горошина, хотя я предпочел бы сделать его размером с тыкву.

Десяток козлоногих выметнулись навстречу, мой сопровождающий выставил перед собой факел и бесстрашно зажмурился, я торопливо рубил, судорожно двигаясь из стороны в стороны, но все же дважды задели крепко, а когти у них как бритвы, я взвыл от боли, но напуганный организм моментально зарастил раны, и я от злости и ярости ломился вперед, как лось через камыши, повергая противника и рассекая его на части.

Пробились, уничтожая все на пути, в небольшой зал, но дальше дыра в стене на высоте в два человеческих роста, даже не знаю, запрыгивают ли туда филигоны.

Тамплиер и Боудеррия прорубились ко мне, Боудеррия крикнула звонким голосом:

– Нужно наверх!.. Давай!

Я не понял, что такое «давай», но Тамплиер согнулся и сцепил ладони в замок. Боудеррия прыгнула, вытягивая ногу, Тамплиер с силой разогнулся и сильным рывком забросил ее наверх.

Боудеррия на миг исчезла в колеблющемся свете факелов. Я огляделся, все уже бегут к нам, Боудеррия появилась наверху в проеме, прокричала звонко:

– Здесь никого!.. Ход с наклоном наверх…

Тамплиер повернулся ко мне и снова сцепил ладони замок. Я бросил раздраженно:

– Даже если всех забросите, мудрый сэр, кто забросит вас?.. Нет, мы пойдем другим путем!

Он спросил озадаченно:

– Каким?

Я оглянулся, рыцари под командованием Альбрехта уже спешно сволакивают и бросают под стену трупы филигонов. Тамплиер сообразил, зачем и почему, когда Норберт разогнался, пробежал по трупам и вскочил в черный проход вслед за Боудеррией.

Рыцари один за другим поднимались наверх, Тамплиер пошел последним, ему подали руки и с трудом втащили к себе. Гора трупов под весом рыцарей начала расползаться.

Боудеррия, возбужденная настолько, что задыхается и не может выговорить слово, прокричала:

– Там… там… такое!.. Я даже не… Но где еще?

– Успокойся, – сказал я, – ты изложила все предельно ясно, но при любой ясности кто-то все равно не поймет или неверно истолкует. Как вот я, к примеру.

Она зло свернула глазами, но отдышалась, выпалила:

– Там пол металлический, но по нему ходят волны!!

– Ого, – сказал я. – Насколько это серьезно? Впрочем, что я спрашиваю у красивой женщины?.. Сейчас сами все увидим. Как говорят в народе, своими глазами.

Она запнулась, против «красивой» возражать трудно, хотя в слове «женщина» чувствуется оскорбительный подтекст, но эпитет все-таки хорош…

Пока она думала, я кивнул Альбрехту и Норберту, мы быстро прошли мимо. Коридор постоянно повышается, иногда очень даже заметно, но, к счастью, пол весь в выступах, словно покрыт старой толстой чешуей дракона, уже застывшей и окаменевшей, подошвы не скользят.

Мы взбирались и взбирались, пока Боудерррия, снова обогнав, не крикнула впереди:

– А вот отсюда уже осторожнее!

Кенговейна занесло на повороте, больно саданулся плечом о стену и, зло пробуравив взглядом предполагаемую вмятину в стене, прорычал:

– Как же эта гора летает?

Альбрехт, его сюзерен, сказал строго:

– Оно вам надо? Пустоголовые птицы тоже, да еще как! А еще всякие там мухи, жуки, комары… Серьезные люди летать не станут. Например, медведи разве летают? Или львы?.. Кабана разве заставишь? Он с презрением отвергнет такое недостойное предложение!.. А птицы – дуры. Так что не о том думаете, доблестный сэр Кенговейн!

– Да я не от зависти, – сказал пристыженный Кенговейн. – Это просто умствование. Тут же все такие умные, слова не скажи. Вон даже вы про птиц и кабанов знаете. А я их только на вертеле…

Нортон сердито сопел, морщился, кряхтел, наконец пожаловался сердито:

– Вашему величеству нужно быть поосторожнее с определениями! Убеждать вы умеете, кто спорит, но это и не весьма…

– А что не так?

Он сказал сердито:

– Раньше я шел с вами по нормальному добротному туннелю, а теперь иду внутри какой-то… в общем, кишки! И ощущение такое, что скоро выпадем наружу… прямо в остальное, что выпадывает.

– У вас богатое воображение, – похвалил я. – На самом деле все хуже. Мы в Маркусе, а не в прямой кишке курдля. За каждым поворотом почему-то ждет смертельная опасность, делать ей больше нечего!.. Карл-Антон, что это вы все время забегаете вперед? Я король или не король? Это злостное нарушение этикета!