Ричард Длинные Руки – король-консорт

– После разрушения храма я потерял почти все силы и даже впал в долгий сон. Но когда я ощутил, что чаша исчезла, гнев пробудил меня и придал сил. Я бросился в храм, там след… Нет, следы этих жалких существ меня совсем не интересуют. След чаши! Как брали, куда несли и какие люди передавали из рук в руки… Я все это увидел!

– Верю, – ответил я небрежно, – я такое тоже вижу, хотя и не бог. Хотя может быть уже… Ладно, хотя тот народ, как мидяне, чья история темна и непонятна, уже исчез, но ты все еще хранитель чаши? Не простой, а священной?

– Да, – рыкнул он. – А кто ты и кому служишь, человек?

Я ответил с достоинством:

– Справедливости. И вроде бы милосердию, но это потом, потом…

– Справедливости, – повторил он рычащим голосом. – Тогда заставь их вернуть чашу!

– Еще вопрос, – спросил я, – понимаешь, я страсть какой любознательный. Почему убиваешь только по одному, уже понял. Но почему просто не заставишь их вернуть чашу? Объясни, а то опять скажут насчет роялей…

Он медленно и устрашающе качнул головой из стороны в сторону, жуткие багровые глаза начали медленно гаснуть.

– Они, – прогрохотал он тяжелым голосом, в котором помимо былой мощи чувствовалось и нечто похожее на признание поражения, – они не мои верующие.

Глава 7

Я хлопнул себя по лбу, звук получился не совсем чтобы медный, чему я обрадовался, как начало перехода в интеллектуалы.

– А-а-а-а, понятно! Повелевать ими потому и не можешь, а вот принудить… Тоже понятно. Стой здесь и не очень-то размахивайся, а то лошади, дуры, уже пугаются. Я доминант, которому поручено, должен быть еще и судьей. Хотя эти оборванцы в справедливость вряд ли верят, но это ее не отменяет.

Мужики со страхом смотрят уже и на меня, который так уверенно разговаривает со страшным демоном, а я вперил указующий перст в сторону Джоббера и спросил грозно:

– Что вы украли в храме этого… существа?

Джоббер вскрикнул негодующе:

– Украли?.. Да ни за что!.. Да никогда!.. Господин, мы никогда ничего не воруем!

Демон взревел грозно и начал угрожающе поднимать страшные руки с толстыми когтистыми пальцами.

– Тихо, – сказал я ему. – А то велю вывести из зала. Идет расследование! Не мешать суду. Я как Соломон, вникаю и в мелочи. Теперь ты, Джоббер, ответствуй. Чем вообще-то занимаетесь, если не воруете?

Мужики оскорбленно заворчали, Джоббер всплеснул руками.

– Воровать? Да никогда!

– Так чем же?

– Раскопками, – ответил он быстро. – Вы знаете, сколько приходится переворошить руин, пока найдешь хоть что-то? А за находку дадут разве что пару монет, едва хватает на скудный ужин с самым дешевым вином…

– Но на этот раз, – заметил я, – нашли очень ценную чашу?

Он вскинул голову, глаза бегают из стороны в сторону, однако старался смотреть твердо и даже с вызовом.

– Мы нашли, – подчеркнул он голосом, жестами и даже с гордой позой. – Нашли, а не украли!..

Я повернулся к Крамардарту.

– Они ее нашли.

Он, уже багровый от ярости, проревел:

– А если в твой дом войдут и что-нибудь там найдут?

Джоббер прокричал бесстрашно:

– Но твоего дома давно нет!..

Крамардарт зарычал люто, я вскинул руки, призывая к тишине. Все умолкли и повернули голову в мою сторону.

– Дома может и не быть вовсе, – сказал я, – мы же знаем, как часто целые племена бросают все нажитое и уходят на новые земли! А Великое Переселение Народов?.. Так что дело не в домах. Если бы и этот Крамардарт умер, тогда да, это было бы найденное, хотя я лично полагаю, что в доме мертвого тоже нехорошо мародерничать. Дроп еще так-сяк, а лут совсем нехорошо. Однако Крамардат жив, и потому взятая в его храме чаша считается не найденной, а украденной.

Крамардат снова взревел, но уже негромко, зато Джоббер и его люди закричали в великом возмущении и неприятии моего решения.

Я снова вскинул руку, призывая к тишине.

– Вам лучше отдать ее добровольно. Да, у меня есть против древнего бога Крамардарта некая защита… возможно, я смог бы отстоять эту чашу. Но разве Господь не поставил человека венцом творения потому, что надеется на его справедливость?

Они все молчали и смотрели на меня несколько тупо, даже Крамардарт, и я ощутил некоторую досаду, что мои перлы красноречия пропадают зазря, на всех свиней бисера не напасешься.

– Быть справедливым, – закончил я, – можно быть только в отношении всех. Нельзя быть справедливым к одним и несправедливым к другим. На этом зиждется… блин, какое-то паршивое слово, на этом покоится… это еще хуже, в общем ура справедливости!

Крамардарт молчал, еще не врубившись, я в самом деле хорош в красноречии, а Джоббер закричал:

– Так нельзя! Это теперь наше!

– Нет, – отрезал я. – Мало ли что этот Крамардарт не совсем как бы наш. Я паладин, а паладины не за своих, а за справедливость. Что делать, если справедливость в этот раз на стороне этого древнего бога, что уже и не бог для нас, а просто старый, хотя и сильный демон?.. Вот мой суровый и весьма зело справедливый вердикт: чаша принадлежит ему.