У костра счастливо заорали. Гендельсон доволокся на подгибающихся ногах и тоже свалил олененка поверх моего гиганта. Его плащ окрасился кровью оленя, но все равно сидевшие смотрели на Гендельсона с великим почтением. Мой рогатый шлем с ящерицей не вызвал такого преклонения, как дракон с черным мечом.
Я обернулся к Гендельсону:
– Сэр, не лучше ли нам объехать войско на конях?
Он, тяжело дыша, тупо кивнул. Я сделал знак воину с конями, распорядился:
– Оседлай двух самых лучших. Их тебе вернут к вечеру. Даже раньше.
Он поколебался, но взглянул на туши оленей, облизнулся, что-то крикнул. Подбежали еще двое, несли седла, попоны, сбрую, а другие вытащили длинные ножи и торопливо свежевали добычу.
Я с великим облегчением закрепил мешок с мечами позади седла, вскочил на своего коня. Гендельсон с третьей попытки поднялся в седло второго. Я повернул коня и поехал некоторое время по лагерю, а когда увидел вдали высокий шест со знаменем, изображающим черного дракона в короне с черным мечом в лапах, резко свернул в сторону.
Мы отдалились от лагеря заргов и, увы, от врат Кернеля, зато Гендельсон перестал трястись, хотя все так же картинно хватался за меч. Хуже другое: второй лагерь, почти такой же огромный, запирал выход из долины. Костры и воины вокруг костров заполонили ее от одной отвесной стены до другой. А за лагерем…
Я остановил коня. Город, что за лагерем, смутно знаком. Но только странно видеть здесь изысканные минареты, изящные мечети, облицованные синей плиткой, от которой так и веет прохладой. Все-таки вокруг суровый мир европейского рыцарства… разве что предположить, что мавры когда-то захватили эти земли, как было в Испании, Португалии и Франции, несколько столетий так жили, случилось взаимное проникновение культур, а потом Реконкиста, так вроде бы ее называли… словом, арабов оттеснили обратно, с той поры в Испании такие изысканные дворцы, такие причудливые восточные мотивы в архитектуре…
Солнце изменило угол, вместо города я увидел руины. Впечатленьице – словно обухом по голове. Я протер глаза, всмотрелся.
Гендельсон сказал за спиной угрюмо:
– Здесь был однажды великий город… Но жители прогневали Господа.
– То жители, – пробормотал я. – А город рушить зачем?
– Город без людей умирает, – ответил он назидательно.
А в самом деле, подумал я внезапно. Что, если город и есть живое существо, а его жители – всего лишь мелкие насекомые-симбионты, что поддерживают его жизнь? Господь Бог посыпал людей дустом, чтобы передохли, а без них и город начинает разрушаться…
– Судя по городу, – сказал я, – Господь Бог передушил людей давненько. Пару сотен лет, не меньше!
– А пару тысяч лет не изволите? – спросил Гендельсон.
– Ого, – сказал я с уважением. – Тогда Господь Бог поступил еще гуманно. По отношению к городу, естественно. Наш так вообще пару населенных пунктов стер с лица земли огненным дождем и железным градом с неба…
Он посмотрел на меня подозрительно, нахмурился.
– Ваш? – переспросил он. – Ваш Господь Бог?
– Ну да, – подтвердил я. Наконец сообразил, в чем прокол, сказал поспешно: – Наш Господь Бог, что создал этот мир, землю и человецей… У нас, в смысле, он и города… Наверное, архитектуру не одобрил.
Гендельсон еще похмурил брови, процедил сквозь зубы:
– Значит, в ваших землях греха было больше.
– Но зато теперь там одни добродетели, – сказал я лицемерно.
Он посмотрел на меня с сомнением, потом вздрогнул, посерьезнел, глаза сузились. Я торопливо обернулся. Над лагерем заргов, что мы оставили за спиной, блистают огоньки, словно быстро гаснущие в ночи уносимые искры костра. Напряженный слух уловил едва слышный ровный гул. Земля отзывалась на стук тысяч копыт негромким, но неумолкающим стоном.
– Они начали штурм! – выкрикнул Гендельсон. Лицо его побелело. – Кернель не пал, он держится!.. А мы все еще здесь…
– Я не знаю, – сказал я трезво, – как он устоит.
Он поднял голову за моим взглядом. Высоко в небе с неспешностью облаков двигаются огромные красные драконы. Пурпурные крылья неспешно месят воздух, но чувствовалось, что драконам нелегко нести свои грузные тела. Или же потому, что несут в своих бомбовых отсеках чересчур тяжелый груз.
– И все равно Кернель стоит! – воскликнул Гендельсон снова. – Его еще не взяли… Сэр Ричард, поторопимся!
Я бросил последний взгляд на небо. Южная часть стала красной от их тел. Драконы идут по небу тяжелые, грузные, на каждом всего по одному человеку. Только наездники. Значит, основной удар не лучники или десант, а именно горючий газ, или что там за напалм в желудках драконов. Ну, не в желудках, там какие-то особые железы, я не химик, мне понятно одно: драконы плюются огнем – драконов надо убивать.
Поторопимся, сказал я мысленно. Кернель не взяли, нас не взяли, а значит – возьму я. Вернусь и возьму. Возьму по праву, ибо право любви… взаимной любви выше придуманных людьми законов и условностей. Сегодня они одни, завтра – другие. А любовь одна. Она превыше всего, всех законов, всех моралей. Она сама – Закон и Мораль.