Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Костер догорал, Гендельсон заснул сидя. Я тихонько лег, но он вздрогнул, с непонимающим видом открыл глаза.

– Что?.. Я заснул?.. Не может быть…

– Козни дьявола, – сказал я иронически. – Спите, сэр Гендельсон.

– Что-нибудь новое?

Я в полутьме сдвинул плечами.

– Что увидишь… Кернелю хреново. Если бы раньше, мы бы зайчиками перед приходом войск. Теперь хрен проскочишь!..

В темноте его голос прозвучал совсем просяще:

– Совсем ни щелочки?

– Только через ряды всего войска, – ответил я грубо. – А их там на мили один к одному, плюнуть некуда.

– Плюйте на них, – послышался голос из темноты. Я с удивлением ощутил, что это Гендельсон изволил пошутить. – Вы знаете, сэр Ричард… я беру свои слова назад.

– Какие? – спросил я.

– Да все в ваш адрес, – прозвучал несколько скомканный голос. – Их было много. Благородство крови – случайность судьбы, мне особо гордиться нечем. Но вот благородство поступков… это главное для благородного человека.

Я ответил грубо:

– Ну, это для благородного. Я же простолюдин.

– Я же принес свои извинения, сэр Ричард… Благородство чувств не всегда сопровождается благородством манер, вы это доказали. О благородном человеке нельзя судить по мелочам, но ему можно доверять великие дела. Низкому нельзя доверять великие дела, но о нем можно судить по мелочам. Король вам доверил великое дело, сэр Ричард. Теперь я вижу, что совсем не зря…

Мне стало неловко, я проворчал:

– То, что люди принимают за благородство, чаще всего оказывается переряженным честолюбием. Просто человек, презирая мелкие выгоды, идет к крупным, понятно?

В темноте долго слышались только кряхтенье, вздохи, сопенье, наконец он проговорил тихо:

– Благородство – это готовность действовать вопреки собственным интересам. Вы держитесь все время более чем благородно. Как истинно благородный человек, вы предъявляете требования только к себе, в то время как низкий… к другим. Мне очень стыдно это признать, но это я вел себя, как человек самого низкого происхождения. Благородный живет в согласии с другими людьми, но не следует за ними, низкий следует за другими, но не живет с ними в согласии… как я следую за вами, но все время требую к себе особого отношения. Мне стыдно, сэр Ричард. Простите меня!

Кровь прилила к моим щекам, я возненавидел себя, стыд опалил даже уши. Я с трудом выдавил грубо:

– Что за ерунда… Спите, сэр Гендельсон. Завтра очень тяжелый день! Все, что было раньше, это цветочки…

После паузы он вздохнул.

– Все это время я был для вас обузой, сэр Ричард. Мы уцелевали чудом. Но уже исчерпан лимит даже на мелкие чудеса… а чтобы спастись завтра, потребуется даже больше, чем большое чудо. Доброго сна вам, сэр Ричард!.. Мне кажется, в следующий раз я лягу спать уже в раю… или в аду.

Он затих, я долго лежал без сна. Похоже, ему даже в голову не приходит, что можно отступить, спасти шкуру. Ведь говорят же нашим героям-десантникам, отправляя в горячие точки: «Уцелеть любой ценой!», что значит – лучше всего отступить и спрятаться, вообще не высовываться. А для него – добраться до Кернеля любой ценой. Даже если вползет туда израненный, на последнем издыхании. Или – красиво погибнуть, пробиваясь к осажденной крепости. Это да, это вернее. Драться он никак не может – ни красиво, ни некрасиво, зато даст себя поднять на копья, оттуда выкрикнет что-нибудь героически-глупое.

Ах-ах, сказал я себе зло. Голубая кровь, белые кости, двадцать поколений благородных предков, не посрамим, пся крев, под барабанный бой и во весь рост, на кланяясь ядрам, мы все наполеоны…

Сон долго не приходил, а когда я наконец провалился в эту черную бездну, облегчение не пришло, а, напротив, обуял ужас. Я видел, что черный ангел и белый все еще бьются, но белый изнемогает, он прижат на Краю Земли к хрустальной сфере, окружающей мир, вот-вот сфера расступится, ангел рухнет в бездну, в ничто, где исчезают даже бессмертные ангелы…

И еще я увидел Зорр, но не блистающий Зорр, а весь покрытый лишаями, струпьями. Башни перекосились, стены на моих глазах рушились. Люди с криками бегут из города. Их плоть отваливается на ходу, над городом тучами носятся огромные черные летучие мыши. Они страшно кричат, на дома и на улицы падают струи жидкого зловонного помета. Объятый ужасом, я пытался вспомнить что-то страшное, связанное с этими летучими мышами, но вспомнить не мог, ледяной страх и отчаяние вошли в меня с такой силой, что я заорал, дико и жутко…

Проснулся, сердце колотится так, что вот-вот выскочит через уши. К счастью, не орал, только губами пошлепал, трус несчастный. Всего лишь кошмар, ничего сверхъестественного, все объяснимо: поел слишком жесткого мяса, заснул на левом боку, костер затух, а здесь холодина собачья, кто-то воет поблизости…

Вздрогнув, я кое-как раздул почти угасшие угли, набросал сухих щепочек. Костер разгорелся, но вместе с ним разгоралась и заря. Вчера мы забрались довольно-таки глубоко в пещеру, вход зияет в десяти шагах, так что слабый дымок рассеивается еще здесь.