Анна была сражена горем, а он даже не мог ее утешить. В груди поселилась пустота. Привычное к действию тело продолжало ходить, есть, говорить, отдавать распоряжения, тренироваться по утрам в бое на мечах и топорах. Но все это Ричард делал неосознанно. Сознание словно заволокло темно-синим туманом. Лишь одно происшествие на несколько мгновений вырвало его из отупения.
– Мой король!
Дик остановился и кивнул. Джон поклонился ему намного изысканнее, чем обычно. На лице юноши блуждало какое-то странное выражение. Решительность соседствовала с неуверенностью.
– Я тебя слушаю.
– Я только узнал… – начали они одновременно.
Дик слегка поморщился. От соболезнований и наигранной скорби придворных из глубин души поднималась черная ярость. В такие мгновения хотелось не стоять, выслушивая заверения и признания, не кивать с пониманием и вздохом, а хвататься за меч.
Вряд ли Джон действительно жалел о смерти брата. Они ведь практически и не виделись. Узы дружбы их не связывали, хотя, видит Господь, король ничего так не желал, как этого.
– Я не в состоянии понять вашего горя, простите, – честно признался юноша.
Ричард удивленно приподнял бровь.
– И я хотел бы поговорить с вами о делах государственной важности, – Джон перевел дух, а затем выпалил: – Я ваш старший сын. Я предан вам безмерно. И теперь, когда Эдуард мертв, почему бы вам не назначить меня престолонаследником? Поверьте, я смогу защитить свою жизнь и королевство!
Дик вздрогнул. Оглядел сына с ног до головы. Под его взглядом юноша отступил, но всего на шаг. Гордо вскинул подбородок и сжал кулаки.
– Ни-ког-да, – Ричард зло рассмеялся и повторил: – Никогда, Джон Глостер. На королевском гербе Англии не будет черной полосы!
Юноша моргнул, словно просыпаясь, и склонился, низко опустив голову. Наверняка перед его глазами сейчас стоял герб Глостера с полосой бастарда.
Ричард никогда не попрекал его незаконнорожденностью. Мальчик был совершенно не виноват в этом. Даже наоборот, Дик чувствовал свою вину перед ним. Но подобное предложение оскорбило короля до глубины души. Не для того он отстранял от трона детей Эдуарда IV, чтобы отдать королевство собственному бастарду.
– Своим наследником я назначил графа Уорвика, сына своего брата Джорджа Кларенса. Вторым престолонаследником станет Джон де ла Поль, граф Линкольн, сын старшей сестры, герцогини Елизаветы Саффолк. И никак иначе! Иди.
Джон поклонился еще ниже и поспешил отойти. Почти убежал.
Следовало послать за ним – не сейчас, позже, когда остынет, поговорить, попробовать объяснить причину жестокой отповеди. Но на это у Ричарда уже не осталось сил.
Король прошел дальше по коридору, толкнул тяжелую дверь и вошел в покои Ее Величества. Анна даже не подняла головы. Она сидела за арфой, но руки ее лежали на коленях.
– Моя госпожа… – он миновал разделяющее их расстояние, коснулся руки супруги. – Вы трапезничали?
– Господу виднее, когда призывать к себе, – проронила Анна вместо ответа. – Зачем сопротивляться болезни, если там я встречусь с сыном…
Голос казался безжизненным, словно королева уже находилась далеко, в горних высях, а здесь оставалось лишь бренное тело. Тело, которое Ричард не желал терять.
– Не оставляй меня… Моя жизнь – это ты…
Она не ответила. Дик окинул комнату взглядом. Поднялся и направился к дальнему углу, где стояла его лютня.
Пальцы пробежали по струнам, едва касаясь, извлекая на свет печальную мелодию. Кажется, Дик играл ее в Миддлхейме почти перед самым отъездом. А возможно, сочинил только что.
Он играл, заполняя звуками злую звенящую тишину. Разрушая дыханием струн хрустальную стену, медленно встававшую между ним и его Прекрасной Дамой. Дик не помнил, когда лютне начала подпевать арфа. Вначале молодой король принял ее за отголосок плача собственного сердца. Он обернулся и увидел бледную улыбку, окрасившую губы Анны.
– Замок Миддлхейм ежедневно обслуживали до трехсот слуг, не считая воинов, посменно несущих караул во всех покоях. Никто чужой к принцу не входил, его распорядок не нарушался ничем и никем.
Король кивнул и поспешил отвести взгляд в сторону.
Когда цокот копыт возвестил о приближении процессии, Френсис сбежал вниз, чтобы лично приветствовать Его Величество. Виконт понимал, какую потерю тот пережил, но не ожидал застать короля в подобном состоянии. Друга он попросту не узнал. Вместо Ричарда на гнедом Серри восседал какой-то другой человек – ожившая статуя из льда и камня.
Он по-прежнему оставался лучшим – спрыгнул на землю, почти бегом пересек двор, кивнул в знак приветствия, даже выдавил дежурную улыбку, но делал все будто через силу. С каждым движением в Ричарде стонало и рвалось что-то жизненно необходимое. И Френсису становилось страшно оттого, что никто, кроме него, не замечает этого.