Все это время Ричард жил в одном из поместий герцога Бакингемского. Пусть условия его содержания там отличались разительно в лучшую сторону от краткосрочного пребывания в замке Уигмор, но заключение оставалось заключением. К счастью, продолжалось оно недолго: уже весной 1460 года детей взял к себе Томас Буршье, архиепископ Кентерберийский[23], дядя осужденных йоркистов Джона и Томаса. Прелат занялся образованием Ричарда — он считал своим долгом отвлечь его от грустных размышлений о судьбе отца, а кроме того, ему нравился смышленый и любознательный мальчик.
Томас познакомил подопечного со своей обширной библиотекой. Уроки и беседы с архиепископом попали на подготовленную почву, поскольку Сесили Невилл через назначенных ею наставников и лично во время нечастых приездов в Фотерингей смогла воспитать сына в духе религиозности и благочестия. Вполне возможно, что мать вообще планировала для Ричарда стезю прелата, поскольку сомневалась, что хрупкое здоровье мальчика позволит ему стать воином.
Тем временем гражданская война продолжалась. В июле 1460 года отряды графов Марчского, Солсберийского и Уорикского, а также лорда Фоконбера[24] высадились в Англии и в битве при Нортхемптоне разбили войска короля. В сражении погиб командующий королевскими солдатами Хамфри, герцог Бакингемский, одно время исполнявший роль тюремщика юного Ричарда. Сам король Генри VI попал в плен и был доставлен в Лондон. В сентябре в Ланкашире высадился прибывший из Ирландии герцог Йоркский, и Сесили поспешила навстречу мужу, оставив детей на попечении семьи Пастонов в их лондонском доме.
Ричард любил гулять в сопровождении домочадцев Пастона по столице. Если Париж в то время был самым густонаселенным городом Европы, а Рим — самым большим, то Лондон, несомненно, самым богатым. Он напоминал грязный, переполненный, шумный человеческий улей. Его узкие улочки постоянно пребывали в полумраке из-за выступающих верхних этажей домов, которые практически смыкались над головами прохожих. В городе проживало от 50 до 70 тысяч жителей, то есть раза в четыре больше, чем в городах, пытавшихся соперничать со столицей — в Йорке или Бристоле. Лондон растянулся вдоль берега Темзы на два километра. Параллельно берегу проходили три главные мощеные улицы, очень оживленные. Ближе всех к реке, вдоль причалов и складов, мимо гильдии рыботорговцев Фишмангерз-холл и конторы немецких ганзейских купцов «Стальной Двор» пробиралась Темз-стрит. Она соединяла Лондонский Тауэр, стоявший у восточной оконечности города, и Блэкфрайерз — западный район, прилегавший к приорству доминиканского ордена («черных братьев»). На Темз-стрит велась бойкая торговля углем, железом, вином, медом, смолой, воском, льном, веревками, зерном и рыбой. Вторая улица шла выше по прибрежному склону, изгибаясь от Тауэра на северо-запад к собору Святого Павла, и на ней не продавалось ничего, кроме тканей. На третьей торговали шелками, коврами, гобеленами и другими экзотическими товарами. Она начиналась у ворот Олдгейт, что располагались в полукилометре к северу от Тауэра, и вела в центр Лондона, к Чипсайду, где превращалась в самую великолепную дорогу в городе. Горожане привыкли называть ее просто «Улица». Здесь продавались самые дорогие товары, в том числе ювелирные изделия. В Лондоне работали две сотни мастеров золотых дел, а один итальянский путешественник не поленился насчитать в одном только Чипсайде 52 ювелирных лавки, где можно было приобрести любые золотые и серебряные сосуды, большие и малые — от солонок до тазов для умывания.
Выходя из городских ворот, дороги вели в близлежащие деревни — Ислингтон, Клеркенуэлл и Хокстон на левом берегу, Кеннингтон и Саутуорк на правом. Обширные, застроенные домами и мастерскими пригороды быстро сливались с городом.
Лондон был местом обитания зажиточных купцов, которые обосновались тут прочно, возведя солидные дома из камня и дерева. В Блэкуэлл-холл располагался рынок тканей, в Лиденхолл-маркет — мясной и птичий рынок, ратуша, гильдия портных Мерчант-Тейлорз-холл, а также другие гильдии — бакалейщиков, ювелиров, скорняков, галантерейщиков, виноделов. Но Лондон был также и городом прелатов: 97 приходских церквей устремляли к облакам свои кресты, не говоря уже о стоявшем на вершине Ладгейтского холма величественном соборе Святого Павла, чьи стрельчатые арки были видны из любой точки города, а игла шпиля вонзалась в небо на высоте почти в 150 метров. Пусть в меньшей степени, но Лондон был еще и городом высокородных лордов, которые постоянно толпились в залах королевских резиденций. Неподалеку от столицы располагались отели великих магнатов и Вестминстерский дворец. Шотландец Уильям Данбар[25] пел, не в силах сдержать свое восхищение увиденным: