Риданские истории

Алон проветрил небольшое, похожее на обычную подсобку любого магазина помещение, находящееся в конце галереи, куда так стремился попасть Беннет, захлопнул маленькое слуховое окно и прикрыл штору. Затем стянул с головы противогаз и зашвырнул его в угол. Повсюду на стенных полках и столах были разбросаны кисти и краски, флаконы и бутылочки с жидкостями, столярный инструмент и тряпичные мешки. На полу размещались пластиковые бюсты-манекены, канистры с химикатами и прочие различные увесистые предметы.

– А ты позабавил меня, мистер… Эрик Беннет, – прочел он имя на бирке внутри саквояжа, утирая потный лоб ярко-синим носовым платком. – Даже чуть было не прострелил мне брюхо, – Алон слегка подтолкнул покачивающееся в петле бездыханное тело коллекционера. Выражение, застывшее на лице в момент смерти, не говорило ни о чем определенном. Ни о муках, ни о боли. Оно было умиротворенным и спокойным. – Это была, пожалуй, самая интригующая стычка в моем лабиринте безумия. Прошлые экспонаты для моих картин, без сомнения были менее активны, хотя те двое, что отрубили друг другу головы вот этими самыми клинками, попавшими в мой магазин относительно недавно, – он достал из-под стола один из мечей и потряс им в воздухе, – возможно, неплохо поработали над собой, чтобы прийти к такому обоюдному концу. Но ты… Не пропустил ни одной моей картины, сходил с ума у всех полотен моей галереи, оценил каждое с достоинством, и мне это очень лестно. Что же ты видел в них? Хотя, можешь не отвечать, я сам скажу. Ты разглядел в моем творении самую суть, заглянул внутрь, в мою душу. И смею скромно заметить, если бы не мои познания в химических веществах, которыми я отравил тебя через воздуховоды, скрытые за картинами, ты ни за что бы не испытал в полной мере таких первоклассных галлюцинаций, – Алон визгливо захихикал от удовольствия, беспокойно потрясывая головой. – Я великий гений, понимаешь ты этого или нет, свинья? – продавец внезапно прервал смех и со злостью ударил кулаком в туловище Беннета. – Я уникален! И мой талант бесценен рядом с вашими жалкими бумажными купюрами, которые вы готовы всучить всем и каждому только для того, чтобы урвать жирный куш! Ну, хватит, – остановил он сам себя и завязал на поясе заляпанный разноцветными пятнами фартук. – Я рассказал тебе достаточно, мой славный натурщик. Вновь пришла пора испытать мой дар в деле.

Алон поставил мольберт перед трупом Беннета, закрепил холст и смешал краски. Весь вечер он выводил привычными мастеру движениями линии, объединяющиеся в целостный рисунок. Затем отложил в сторону палитру, повесил на спинку стула фартук и, устало зевнув, погасил свет.

– Доброй ночи, мистер Беннет, – прошептал он напоследок.

Через несколько дней Алон вынес из подсобки картину в рамке, спустился по ступеням и прошел в коридор галереи. Словно хрустальный Грааль, он трепетно нес перед собой на вытянутых руках предмет своего нового творения, проходя мимо картины с изображениями медведя, разрывающего свою жертву на части. Мимо холста, на котором был запечатлен беспечный путник, странствующий в грозу и сожженный до костей ослепительно яркой молнией. Минуя полотно, наполненное кровавыми красками и человеческими останками, которые стремительно уносил по течению водяной поток, он преодолел еще одни ступени, только в этот раз вверх, и остановился у стены, где заранее приготовил место для свежего экспоната. Пристроив его как следует, Алон отошел на шаг назад от стены и, слегка подбоченившись, придирчиво осмотрел холст с разных ракурсов.

– Я доволен тобой, мистер Беннет, – поставил он вердикт, разглядывая полотно, на котором был изображен загаженный свинарник с толпящимися по всем углам свиньями. Одна из них лежала в грязи, пропитанной кровью. У нее не было кожи на морде, лишь только оголенный череп, почти белый, с алыми густыми разводами. Над ее мертвой тушей болтался человек, повешенный за шею на веревке, привязанной к деревянной балке под самой крышей. Лица повешенного видно не было – его закрывала надетая на голову срезанная морда свиньи. Буро-зеленый и серый цвета красок придавали полотну крайне отвратительную атмосферу и делали картину слишком живой. – Итак, назовем этот холст достойно, мистер Беннет, под стать вашей натуре, – с удовольствием подчеркивая каждое слово, проговорил Алон. – Имя ему – «Загон для свиней!»

Оборотень

Вот уже одиннадцать месяцев подряд Чад Санчес пытался забыть те жуткие фотографии, предоставленные ему детективом – стройной темнокожей Кимберли Харрис – для опознания личности по праву единственного родственника, на которых был запечатлен безголовый труп его кузена – Керка Бейли. Чад сразу узнал одежду Керка. Джинсовая рубашка и вельветовые коричневые брюки на подтяжках. Такие уже давно вышли из моды в этих краях и канули в лету. На его окоченевшей руке в луче фотовспышки поблескивала серебряная печатка круглой формы с причудливыми узорами. Без сомнения – это была его вещь. Он снимал ее только на ночь, а все остальное время носил на среднем пальце левой руки.