– Анализ показал, что в крови Чада были обнаружены частицы сильного снотворного, тогда как в крови Франклина Миллера их не было, – рассказывала Кимберли Эшли на следующее утро. Они сидели в полицейской машине на парковке возле управления и пили кофе из пластиковых стаканчиков. – Возможно, это говорит о том, что Чада просто подставили. Пока он спал, кто-то разделался с Миллером и выставил все так, будто это сделал Чад.
– Ты помнишь, что опрос живущих по соседству с ним людей не дал никакого результата? Кроме Чада Санчеса и Франклина Миллера никто не переступал порог его дома, а ты стараешься выгородить этого подонка, Кимберли. Ведь может быть и такое, что он убил Миллера, а потом сам выпил снотворное? Ведь тот, кто его якобы подставил должен знать, что такое полная экспертиза?
– Зачем тогда ему было это делать в собственном доме? – допытывалась до истины детектив, глядя перед собой в лобовое стекло. – Да, бред какой-то. До этого момента жертв находили лишь в глухих переулках и безлюдных улицах. А тут на тебе. В стенах собственного дома. Нет, Эшли, здесь кроется что-то большее. Я чувствую это.
– Суд состоится максимум через неделю, и наш друг отправится в клетку на долгие года. Наверху тянуть не станут с этим. Все очевидно. Есть труп. И есть обвиняемый. Проще простого!
– Нужно взять на анализ бутылки, из которых они пили.
– Боже! Зачем? – Эшли театрально вскинул руки над головой, но не рассчитал высоту свободного пространства, и ударился тонкими пальцами о потолок автомобиля. – Ай! – вскрикнул он.
– Не будешь спорить со старшими по званию, – позлорадствовала Кимберли. – А теперь иди в фотолабораторию, забери снимки и жди меня в кабинете.
Эшли покорно вышел, сжимая в руке стаканчик с недопитым кофе, и детектив резко нажала на газ. Машина взвизгнула, и Кимберли покатила к дому Чада.
– Вспоминайте, Чад, как было дело, – настаивала Кимберли, сидя напротив Чада за столом в допросной комнате. Что-то заставило ее вновь проявить уважение к этому человеку. Возможно, отчасти из жалости к нему, потому что противоречивые друг другу улики, найденные в его доме, настаивали на более углубленном расследовании. И выносить окончательный вердикт пока было рано. – Кто-то еще находился в тот вечер с вами в гостиной комнате? Может быть один из вас заметил кого-то в окно? Или слышал какой-то шум на улице?
– Я ничего не могу сказать. Я отключился почти сразу после того, как выпил пару бокалов виски. Фрэнк… он сидел рядом в кресле. Мы разговаривали. Потом я вырубился. Когда очнулся – было утро. Это все, – Чад обреченно опустил голову на сжатые в замок дрожащие пальцы рук. Он даже не притронулся к стаканчику с кофе, который Кимберли любезно принесла с собой.
– Виски, – кивнула Кимберли. – В вашей крови мы обнаружили остатки снотворного. Частицы такого же средства были найдены в виски. А ведь Фрэнк пил джин, так?
– Да.
– Его напиток оказался чист. Где вы купили виски?
– Я… я всегда беру его в баре у Доусона, это в нескольких кварталах от моего дома. Рядом с отелем «Дешевые места».
– Я знаю где это, – сухо проговорила Кимберли.
– Что со мной будет? – Чад наконец поднял глаза и посмотрел на детектива молящим взглядом.
– В лучшем случае – бессрочное пребывание в психиатрической лечебнице для особо опасных преступников до выздоровления, а после – пересмотр наказания с последующим приговором в виде лишения свободы на срок, который вынесет суд. Это если вас признают психически не стабильным. В противном – вы сразу отправитесь в тюрьму и не выйдете на свободу ближайшие лет пятьдесят за серию жестоких убийств. И как вы сами можете подсчитать, вряд ли этот день вообще настанет в вашей жизни.
Чад испустил протяжный стон, наполненный болью и безысходностью, и снова уткнулся в стол. Уходя, Кимберли обернулась на него и, глядя на обреченного провести остаток своей жизни в полумрачной комнате человека, негромко проговорила:
– Надеюсь, я не зря продолжаю разгребать это дерьмо, заместо того, чтобы просто закрыть дело и бросить вас гнить за решетку, Чад. Что-то мне подсказывает, что у всей этой истории совсем иной конец.
Спустя четверть часа Кимберли взяла с собой Эшли, и они вместе добрались до бара, где работал Доусон, который продал бутылки с виски и джином Чаду, но его не оказалось на месте – в этот день он взял выходной. Кимберли взяла адрес у владельца питейного заведения и вскоре припарковалась у обочины дороги на серой улице одного из захолустных районов Ридана, усыпанного старыми выцветшими коттеджами.
– Так себе квартал, – брезгливо сказал Эшли. Он поправил на себе пиджак и, пригладив рукой лацканы, выплюнул надоевшую ему и уже потерявшую вкус жвачку. – Кажется, здесь целый век ни один из хозяев не слышал о такой вещи, как ремонт.