Рифейские горы

Ничего, не бойся… — Опять вернулась к Ириде, положила ладонь на лоб, убирая назад растрепавшиеся волосы. — Сама рожала, другим помогала… И тебе помогу. А ты-то у нас первородочка, да? Что-то худовата ты для будущей мамы. Чем кормить собираешься? Ох, и молодая совсем… Ну-ну, поплачь, если больно… Поплачь, оно полегче, когда со слезами…

Отошла к очагу, загрохотала посудой, устанавливая над огнём котёл с водой. Ирида лежала с закрытыми глазами, отдыхая, наслаждаясь неожиданной короткой передышкой, до ушей долетали обрывки фраз, старики о чём-то говорили между собой, Ирида поняла: о ней говорят, чуть ли не спорят.

Старик ко всему отнёсся с опаской, с осторожностью. Настаивал на том, что гостью нужно расспросить, вызнать адрес и вызвать родственников. Он боялся возможных осложнений, новых проблем. А жена, эта старая женщина, отругала его, хотела было прогнать, но куда на ночь глядя да ещё с больными распухшими ногами?

— Чего ещё от тебя, мужика, ждать? Испугался? А когда спите, под бочок себе тащите, — не страшно? Нам потом вот так мучиться! Рожать их, слезами и кровью обливаясь, а они гибнут потом! Где твои сыновья, старый, где твои Ю́мас, Ла́сса, Ту́тал? Где они все? Нету их! И где похоронены, — не знаешь!

— Ну, вот, опять старая песня, — Старик вздыхал и охал. Он и не рад был, что вообще вмешался. — Всё равно, Мирна, сообщить родне нужно. Мало ли…

О том, что супруг прав, Мирна начала подумывать только к утру. Роды шли трудно, гостья оказалась настолько слабой и уставшей, что сил разродиться ей не хватало. Даже кричать не могла в полную силу лёгких. Плакала лишь и всё чаще впадала в беспамятство. Затянувшиеся роды могли кончиться смертью ребёнка, и тогда нужна была срочная операция. А как вызывать врача, когда даже не знаешь имени пациентки? Не знаешь, сможет ли она заплатить, а своих-то денег нет ни монетки в доме.

Ребёнок родился к обеду. Родился сам, неожиданно крупненький для такой слабосильной матери. Ирида, как сквозь вату, услышала его сильный пронзительный крик и только одно подумала: «Всё! Теперь уже всё!..»

Младенец заливался воплем, ей казалось, требовательным и обиженным, и по этим ноткам крика поняла, почувствовала: мальчик! Мальчишка!

Пока Мирна мыла его и пеленала, лежала без сил, хватая воздух искусанными обескровленными губами, не делая никакой попытки подняться, чтоб увидеть, не требуя показать. Будто забыла про него! Будто не ради него перенесла столько страданий, столько боли.

Мирна протянула младенца сама, поднесла как можно ближе, осторожно держала обеими руками.

— А мальчишечка-то, вон, какой хорошенький, — Улыбнулась с радостным облегчением всеми морщинами на счастливом лице. — Живучий! — Святая Мать! Знала бы она, насколько. После стольких попыток неудавшихся не имел он права умереть сейчас, при родах. — Такой красавчик у мамы… Ох, а мужа-то порадовала… Ну, давай-давай, держи своё сокровище.

Ирида поднялась на руках, не отрываясь глядя на новорожденного, смотрела, нахмурясь, настороженно, с опаской и с любопытством.

Кого она думала увидеть? Второго Кэйдара? Его подобие? Конечно, после всего, что ей пришлось пережить по его вине… А что увидела? Маленькое, прямо-таки крошечное хнычущее существо. Распахнутый кричащий ротик, закрытые глаза, маленькое личико. И что в нём красивого? Хотя самой-то ей младенцев так близко видеть ещё не доводилось. Но раз уж Мирна говорит, что красивый, значит, так оно и есть.

И ты ненавидела этого малыша с самого его зачатия, ненавидела со всей силой, на какую только способна была. Ненавидела его самого и его отца. Но отец этот теперь далеко, в другом мире, от него только этот ребёнок и остался. Маленький, совершенно беспомощный, ни на что, кроме крика, не способный. Вот он, момент, когда ты можешь убить его. Убить, не прилагая никаких усилий. Просто отказаться от него! Не ухаживать за ним, не кормить. И он умрёт. Ты же этого и хотела.

— Ну, не бойся! — Мирна поняла заминку по-своему. — Так вот, обеими руками держи. А головку придерживай ладонью. — Переложила тёплый двигающийся свёрток в дрожащие руки, добавила:- Он голодный, видать. Кормить его надо. Видишь, как губки складывает, кушать хочет.

Младенчик в её руках сразу же перестал кричать, замолчал, глядя на свою мать глазами, подёрнутыми голубой дымкой. Слышала где-то раньше, что дети новорожденные слепые, но этот смотрел на неё с интересом, и даже будто бровки нахмурив.

Мирна рассмеялась:

— И он с мамой своей знакомится.

Слабо завёрнутый в кусок от старого хозяйского платья, он довольно легко освободил руки и одной ладошкой, притянутой к самому личику, закрыл себе рот.

Мать Создательница! Ведь он же живой! Не подобие Кэйдара и даже не ты сама! Он — сам по себе! Он уже живёт, двигается, смотрит, изучает собственную мать, которая для него сейчас всё, — весь этот мир! — и помощь, и защита. Кто у него есть, кроме тебя? Никого! Так же, как и у тебя самой.

Нет, Кэйдар! Зря ты думал, что я отдам его тебе. Никогда! Особенно теперь. Он мой! Это мой ребёнок. Мой и ничей больше. Попробуй теперь забрать, только попробуй.

* * *