Рифмовщик

— Вот и перерыв! А допманифестации не бойся и лозунги не учи. Там будет много народу. Открывай рот вслед за глашатаем — и всё будет в порядке.

— Может, хотя бы почитать? — неуверенно спросила она.

— Ну, почитай, — ответила напарница. — А лучше расскажи о нём. Какой он?

— Он обыкновенный. Просто красивый.

— Ого, обыкновенно-красивый! Что-то новенькое, — отреагировала напарница. — Нечасто встречаются обыкновенные и красивые.

— Ну, как тебе объяснить? — заторопилась она. — Высокий, светлый, умный.

— Ага, уже понятнее, — ответила напарница. — А как он сюда попал?

— Тоже по разнарядке, но только в другой квартал.

— И давно он здесь? — снова спросила напарница.

— Так же как и я — почти год, — ответила она.

Появился инструктор, молча включил конвейер и равнодушно произнес:

— Продолжайте работу.

— Собака! — совсем тихо, одними губами прошептала напарница и приняла очередную деталь.

* * *

— Как потанцевалось? — весело просил дедуля.

— Нормально, — ответил юноша.

— А как там наши соседи отплясались? — снова спросил дедуля.

— Отплясались, — ответила гламурная дама. — Подружка ему что-то шептала — в любви, наверное, объяснялась.

— Это очень хорошо, — обрадовался дедуля. — Объяснение в любви во время танца — это прекрасно!

— А вы тоже общались или просто молча двигались? — обратился дедуля к юноше.

— Просто двигались, — ответил юноша. — Что там разговаривать — ногами надо перебирать.

— Да, конечно, вы правы, — продолжил дедуля. — Надо ногами перебирать. Танец — он такая штука, что без ног никак не обойтись. Только я бы еще кое-что предложил.

— Чего же еще для танцев можно эдакое предложить? — присоединился к разговору крупный мужчина. — Кроме костюма, музыки? Может быть, специальные ботинки для чечетки?

— Убрать постное лицо, — усмехнувшись, предложил дедуля. — Постное лицо, как недавно выразилась наша бабуля, в танцах ни к чему.

— Он что-то сказал обо мне? — громко спросила бодрая старушка.

— Он сказал, что постное лицо для танцев не годится, — ответила ей большая дама.

— Это правильно. Лицо должно быть выразительным, даже если танец очень серьезный, — продолжила бодрая старушка. — Конечно, приятнее, когда лицо веселое, но не все танцы веселыми бывают.

— Не все, — согласился дедуля. — А вам, новому поколению, какие танцы нравятся?

— Опять наш дедуля к молодежи пристает, — тихо произнесла большая дама.

— А что, уже и нельзя к молодежи пристать? — проворчал крупный мужчина. — Что ж она нынче такая неприкасаемая?

Большая дама замолчала и недовольно отвернулась в сторону. Юноша прекратил наблюдение за пламенем свечей и ответил:

— Я не знаю. Наверное, больше веселые нравятся. Невеселый танец — это, наверное, в балете. А так обычно люди хотят веселиться — вот и танцуют.

— Ого! — отреагировал дедуля. — Очень правильная мысль! А вы говорите, не приставать к молодежи. Молодежь-то истины излагает. В горе народ не танцует — он скорбит.

— Не соглашусь с вами категорически, — заявил крупный мужчина. — Существуют ритуальные танцы. Они не от радости.

— Да, вы правы, — согласился дедуля. — Я как-то про ритуалы и подзабыл.

Компания замолчала. Тема ритуальных танцев никого не вдохновила на продолжение разговора.

— А как там поживают наши соседи? — спросил крупный мужчина.

— Сидят себе, пьют вино, — недовольно ответила большая дама. — Что они тебе сдались? Лучше расскажи нам что-нибудь веселенькое.

— Веселенькое, — сухо повторил крупный мужчина. — Сейчас чего-нибудь вспомню.

Крупный мужчина задумался, слегка улыбнулся и начал свой рассказ:

— Как-то вышел каптерщик из доверия. Не понравилось старшине что-то в его каптерской деятельности. То ли лишнее кому-то выдал, то ли сам умыкнул что-то со склада. Старшина, сам-то из старослужащих, порядок во всём любил, а непорядок терпеть не мог. Удалил он каптерщика со склада, нового поставил, а провинившегося на службу обычную определил без привилегий. Скучно стало бывшему каптерщику служить, как все — нет уж тех прав, что были раньше. Осерчал он на старшину. Кто же себя винит в содеянном? Всегда кого-то другого обвинить в своих бедах хочется. И решил наш герой, будучи ночным часовым, отомстить старшине хотя бы немножко. Соорудил он чучело. Бушлат, ватные штаны, валенки, шапку собрал воедино и на крюке подвесил к козырьку крыльца казармы. Веселенькая (в кавычках) картинка получилась! Будто не то кто-то повесился, не то кого-то повестили на козырьке. Ночь, темно — ошибиться немудрено. Подгадал же наш герой устроить эту бутафорию, когда старшина ночью дежурил по казарме. Вышел тот на крыльцо воздухом подышать. Вышел, увидел это сооружение и дара речи лишился, а когда получше разглядел обман, так выразился заковыристо, что часовой, ранее затаившийся для получения сатисфакции, с испугу ретировался от греха подальше. Потом старшина вернул каптерщика

на место, повоспитывал службой и вернул на склад. Вот такая веселая история приключилась.

— Ну и что же тут веселенького? — спросила большая дама.

Крупный мужчина пожал плечами и промолчал, а дедуля попробовал за него объясниться: