Рифмовщик

— Свобода — ценность, — согласился крупный мужчина. — Но если мы начнем развивать эту тему, то может оказаться, что для некоторых свобода — совсем не то, что мы понимаем под этим термином. Окажется, что свобода потихоньку запутается в ограничениях.

Большая дама, как бы раздумывая, тихо прочла:

Свобода — сладкая игрушка,
Не всем дается, не всегда.
Сначала пьешь большую кружку,
Пока не выпьешь всю до дна.

— Это чье? — спросил крупный мужчина.

— Я не помню, но, кажется, к месту, — последовал ответ.

— Пожалуй, к месту, — согласился крупный мужчина.

— Да, тема непростая, — добавил дедуля. — Самая лучшая свобода — это фрукты поглощать, пока не закончились.

Оглядев вазы, крупный мужчина изрек:

— Убавляется наша фруктовая свобода, заметно убавляется.

Мужчина средних лет, оторвавшись от поедания очередного фрукта, произнес:

— Если кому не хватает свободы, то можно добавить.

— Вполне хватает, — ответила гламурная дама.

Мужчина улыбнулся и весело произнес:

— Вот видите, иногда так бывает: всего хватает, и свободы тоже.

— Говорите громче! — вновь попросила бодрая старушка. — Вы игнорируете меня. Нельзя так делать!

— Мама, если хотите, я вам буду разъяснять суть. Хотите? — громко спросила гламурная дама.

— Хочу, — вызывающе ответила бодрая старушка. — Хочу быть в курсе…

— Хорошо, хорошо, — перебила ее гламурная дама. — В курсе так в курсе. Они сейчас говорили о свободе — о том, какая это сложная штука.

— Сложная? — с сомнением произнесла бодрая старушка. — Я так не думаю. Свобода — это очень просто. Не делай другому плохо, а в остальном свободен.

— Не делай другому плохо, — повторил дедуля. — Хорошо сказано, но как это сделать?

— Интересно: а Откин свободен? — произнесла большая дама.

Никто не ответил. Компания безмолвствовала.

* * *

— Компания безмолвствовала, — произнес Откин и замолчал. Она взглянула на него и удивленно спросила:

— Это из вашего рассказа или…

— Нет-нет. Это просто так, мысли вслух, — ответил он.

Они около минуты молчали, а затем он сказал:

— Я прочту стихи. Вы не возражаете?

— Конечно нет, — ответила она.

Он сосредоточился и тихо начал рифмовать:

Не будем спорить. Аргументы
Не будем спешно подбирать —
Тогда согласия моменты
Вернутся к нам. И к нам опять
Придет спокойствие свободы,
И счастье, воля и любовь.
И все житейские невзгоды
Не будут возвращаться вновь.
Надежда — радости подруга —
Проснется рано поутру.
И будет растворяться скука,
Я зеркало скорей протру,
Лицо свободное увижу
И улыбнусь, «привет» скажу.
К себе я подойду поближе
И от себя уж не уйду.

— Здорово! — воскликнула она. — Так сразу сочинять — это очень… Очень виртуозно! Импровизировать — это редкий дар! Он улыбнулся и ответил:

— Импровизация не всегда получается. Сейчас вот получилась. Вам содержание понравилось?

— Да, очень, — ответила она.

— Я рад, что вам понравилось. Впрочем, нам, может быть, пора и заканчивать. Время уже позднее.

— Да, наверное, пора заканчивать, — согласилась она и грустно добавила: — А как же ваш рассказ, чем он закончится?

— Это не проблема, — ответил он. — Всё должно быть хорошо.

— Хорошо? Это правда? — произнесла она, и было заметно, что она сомневается в благополучном финале.

— Всё будет хорошо, — повторил он.

* * *

«Всё будет хорошо», — сказала она себе и вышла из дома.

Город спал. Послеполуночная тишина окружила всё его пространство. Вечерние манифестации давно закончились. Горожане разбрелись по своим квартирам и затаились до утра. Она миновала три перекрестка. Пустые улицы встретили ее приглушенным на ночь светом фонарей. Редкие освещенные окна вызывали некоторое любопытство: кто же там не спит в такую поздноту? Но времени на остановки не было — она старалась как можно быстрее выйти к каналу.

Перед выходом она облачилась в легкое спортивное одеяние; за плечами комфортно прилепился небольшой рюкзачок, в котором про запас находились немного еды, бутылка воды и, на всякий случай, комплект одежды. Собирая рюкзачок, ей пришлось отказаться почти от всего, что ей было дорого. Единственное, что она всё-таки захватила с собой, так это старенькую фотографию, на которой на черно-белом фоне бревенчатой избы позировали три человека — маленькая девочка лет шести, крупная деревенская женщина с натруженными руками и пожилой мужчина с морщинистым лицом. Фотографию она завернула в непромокаемую пленку и наскоро обмотала тряпкой, чтобы защитить ее от влаги и случайных повреждений.