Рифмовщик

Она вспомнила своего деда. Когда дед изрядно постарел и ему требовался постоянный уход, родители вывезли его из деревни, из его соломенной хатки. Деда — так его называли родители, — как правило, любил дремать в своем кресле, а то и почитывать газеты, цокоя языком и кхекая, когда находил там описания каких-нибудь курьезов. Вот и в этот раз, после обеда, полистав какую-то газетенку, он задремал. Круглые очки сползли на нос, и сладкое сопение распространилось по всей дединой комнатушке.

Деда воевал. В войну был артиллеристом и почему-то о войне почти ничего не рассказывал. Юста, уже будучи студенткой, не раз просила его что-нибудь рассказать героическое, но деда как-то уходил от героики, рассказывал в основном о смешных случаях и о впечатлениях от чужих городов и тамошних диковинах.

Она тихонько вошла к нему и, когда деда перестал сопеть, спросила:

— Дедуля, а ты убивал врагов на войне?

— Уничтожал… — не сразу ответил деда. — А что ты, Юстина, спрашиваешь? Просто из интереса или… — деда любил ее называть Юстиной, ему казалось, что так ее имя выглядит красивее.

— Мне, дедуля, интересно: сколько врагов ты поубивал? — ответила она.

Деда почесал лоб, нахмурил брови и не спеша начал свой рассказ:

— Был я в заряжающих. Снаряды наши ого-го — пупок надорвешь, пока в казенник втиснешь! Наводчик, значит, прицелится и хрясь — выстрел, грохот, по ушам бьет будьте-нате! А где взорвется, мы не видим. Корректировщики командиру докладывают. А сколько там этих вражьих гадов положишь от взрыва, так кто ж его знает? — Деда остановился передохнуть и, взглянув на свою Юстину, продолжил: — Видел я, что снаряды наши, да и не только наши, делают. Смотреть не на что. Всё в клочья. Вот, значит, как.

— Дедуля, а тебе страшно было на войне? — снова спросила она.

Деда задумался. Он прикрыл глаза рукой, как будто вспоминая и переживая свои страхи заново. Она тихонечко сидела рядом и ждала ответа. День клонился к вечеру. За окном сгущались молочные сумерки. В полумраке фигура деда казалась такой хрупкой, что Юста удивлялась: как это такой ее дедуля таскал тяжеленные заряды на войне? Деда протер ладонью старенькие глаза и ответил:

— Бывало и страшно. А как же без страха? Без него на войне никак. Бывало, так набоишься, что перестаешь о нём думать — как бы не замечаешь его. Вон он, страх-то, а как крепость силы сменьшится и усталость смертная возьмет, так и страха вроде нет. Страх — он и есть страх, на то он и даден нам для жизни, чтобы правильно жить, помнить… — Деда прищурился, как тогда в деревенской хатке, и предложил: — Я вот лучше расскажу тебе один случай, — он, видимо, для пущей важности сделал ударение на втором слоге и начал рассказывать: — Перебазировались мы, значит, в другое место. В вечер собрались и двинулись, когда затемнело, — маскировка должна быть. Тягач урчит, тянет нас помаленьку по пролескам. Дорога разбита. По косогорам вверх-вниз двигаемся, сидим на нашей родной железяке. Луна сбоку красная сквозь дымку проступает. Тянется батарея, куда командиры указали. За час километров пяток с добавкой оттяпали. Наши задницы подустали от маневров таких, и тут тяга наша заглохла. Чих-чих — и встали.

Деда почесал затылок, вспоминая ту лунную ночь, и продолжил:

— Спустились наземь — размяться. Механик в мотор — что-то там копается в темноте. Командир сообщил передним, что, мол, заминка у нас. Нас ждать не стали. Остались мы на дороге одной командой с гаубицей своей и заглохшим тягачом. Отдыхаем. Луну облаками закрыло. Тепло. Разлеглись мы по обочине в траве, организму отдых дать. Уж полчаса как блаженствуем. Война еле слышится. Всю ночь так бы и лежать — курорт, одним словом! Механик втихую обругался в хлам на мотор свой. Молоденький, опыта нет, а слов крепких много. Затихло — нашел он там что-то, сопение одно идет. И тут курорт наш закончился. Слышим — издалека навстречу тарахтят мотоциклы, всё ближе и ближе. Сосредоточились мы — машины-то не наши. Ну, как противник проник в ближний тыл к нам? Залегли мы на всякий случай. А те встречные нас тоже, видать, учуяли — остановились, моторы заглушили и притихли. Лежим так в изготовке. Командир соображает, как дальше быть. Сосед мой справа шепчет мне: мол, надо бы всем стрельнуть в них разом, нас-то почти отделение. А я ему резоню: «У них пулеметы на мотоциклах бывают — от нас в минуту одни дырки останутся». Минут с пяток прошло. У нас аж руки занемели винтовки сжимать. А у них что ж — поди, автоматы у всех да пулеметы. Смекаешь, какая обстановка сложилась? — спросил дед; любил он обстоятельно свою мысль развивать и не терпел поспешности в своих рассказах.

— Смекаю, дедуля, смекаю, — ответила Юста.

— Вот, значит, как, — продолжил дед: — Командир, конечно, голова — свистнул этим с интересом: как, мол, отреагируют? А те тоже свистнули: дескать, слышим вас. И что же — обстановка никак не прояснилась. Я шепчу тихонечко: «Надо на ихнем языке чего-нибудь изобразить. Проверить: наши или нет?» Командир обрадовался: вот он, значит, выход-то — на ихнем языке что-нибудь сказать. Эдак проверит: кто там?