– Тут не о чем волноваться, Лен. Я уже сыграл роль подопытной свинки. Откройся мне, и я подкручу настройки сам, займет не больше десяти минут.
– Я не хочу, не готова, Карл. По крайней мере, пока. Может, кто‑то другой.
Он качает головой.
– Они мне не доверяют.
– Но ты не можешь их за это винить.
– А я и не виню. – Он ухмыляется, показывая зубы, острые и белые, почти как линзы. – Но даже если бы они мне доверяли, то все равно ничего не сделали бы до того, как ты решишь, что все в порядке.
Она смотрит на него:
– Это еще почему?
– Ты здесь главная, Лен.
– Полная чушь. Вот этого тебе точно не говорили.
– А и не надо было. Это же очевидно.
– Я здесь дольше, чем большинство. Как и Лабин. Но всем на это наплевать.
Актон едва заметно хмурится.
– Нет. Не думаю, что дело во времени пребывания на дне. Но ты – лидер этой стаи. Волчица‑вожак. Хренова Акела.
Кларк опять качает головой. Она роется в памяти, ищет что угодно, лишь бы оно противоречило абсурдным заявлениям Актона. И ничего не находит.
Ее начинает подташнивать.
Карл прижимает Лени к себе.
– Плохо дело, любимая. Думаю, новый костюм явно сидит кривовато после такой продолжительной карьеры жертвы, а?
Кларк отворачивается и принимается изучать палубу.
– Но, в любом случае, подумай об этом, – шепчет ей на ухо Актон. – Гарантирую, что почувствуешь себя живой вдвойне, не такой, как сейчас.
– А это и так получается, – напоминает ему Кларк. – Каждый раз, когда выхожу наружу. Для этого мне не нужно подкручивать внутренности.
«По крайней мере, не эти внутренности».
– Это совсем другое, – настаивает он.
Лени смотрит на него и улыбается, надеясь, что он не будет на нее давить.
«Неужели он действительно ждет, что я позволю ему вот так меня взрезать?» – думает она, а потом понимает, что, может, когда‑нибудь и позволит, если опасение потерять его неожиданно станет слишком большим и подчинит себе все другие страхи. И будет это уже далеко не в первый раз.
Вдвойне живой, значит. Прячась за улыбкой, Кларк размышляет: это будет вдвое больше всей ее жизни. Пока не самая шикарная перспектива.
Сзади идет свет; гонит тень по дну. Она не может вспомнить, сколько пробыла здесь. Чувствует неожиданный холод…
«Фишер?»
…прежде чем верх берет здравый смысл. Джерри не стал бы пользоваться фонарем.
– Лени?
Она разворачивается вокруг своей оси, видит силуэт, парящий в паре метров от нее. Фонарь глазом циклопа сияет у него во лбу. Кларк слышит беззвучное жужжание, искаженный эквивалент того, как Брандер откашливается, прочищая горло.
– Джуди сказала, что ты здесь, – объясняет он.
– Джуди. – Лени хочет задать вопрос, но вокодер по пути теряет интонации.
– Ага. Она вроде как следит за тобой иногда.
Кларк обдумывает эту новость.
– Скажи ей, что я безвредна.
– Дело не в этом, – жужжит он. – Думаю, она просто… беспокоится…
Лени чувствует, как мускулы в уголках рта слегка подергиваются. Думает, что, может быть, сейчас даже улыбнется.
– Значит, предполагаю, мы с тобой на дежурстве, – говорит она спустя секунду.
Головной фонарь качается вверх‑вниз.
– Именно. Надо отодрать кучу моллюсков. Заняться квалифицированным трудом.
Она потягивается, невесомая.
– Ладно, пошли.
– Лени…
Кларк смотрит на него.
– А почему ты пришла… я имею в виду, почему именно сюда?
Фонарь Брандера полосит по дну, останавливается на горе из костей и гниющего мяса. В освещенном круге от луча улыбка скелета прошивает себе путь.
– Это ты его убила или что?
– Да, я… – Она замолкает, понимая, что он имеет в виду кита. – Нет, – говорит Лени. – Он умер сам.
Естественно, она просыпается одна. Иногда они пытаются спать вместе, когда после секса слишком лениво выходить наружу. Но койка слишком маленькая. Максимум у них получается лечь по диагонали, привалившись друг к другу: ноги на полу, головами к переборке, шея затекает. Актон нежится на ней, словно на живом гамаке. Если им особо не везет, то в этой позе засыпают оба. Потом долгие часы приходится бороться с кучей неполадок в теле. В общем, оно того не стоит.
Вот почему она просыпается одна. Но все равно по нему скучает.
Рано. Расписания, переданные из Энергосети, с каждым днем имеют все меньше значения – циркадные ритмы растворяются в бесконечной тьме, медленно сбиваются с установленной фазы – но, судя по расписанию, до начала смены еще несколько часов. Кларк просыпается посреди ночи. Наверное, говорить так на расстоянии месяцев от ближайшего рассвета слишком глупо, но сейчас это кажется особенно правдивым.
В коридоре она на секунду поворачивается в сторону его каюты, но потом вспоминает. Он там никогда не бывает. Карл даже не заходит внутрь – только поесть, поработать или побыть с ней. С тех пор как они сошлись, он практически не спал в своей комнате. Стал похож на Лабина, почти такой же странный.
Карако тихо сидит в кают‑компании, не двигаясь, подчиняясь своим внутренним часам. Смотрит, как Кларк направляется в рубку.
– Он вышел около часа назад, – тихо произносит она.
Сонар вылавливает его на расстоянии пятидесяти метров к юго‑востоку. Лени идет к лестнице.
– Он тут недавно показал нам кое‑что, – говорит Карако ей в спину. – Кену и мне.