Я скинул покрывало, которое натянул на себя во сне, и левую руку вновь начала выкручивать изнутри боль. И уже знакомый ужасный запах — ощущение беды, нет, даже близкой смерти — шёл именно от этой девочки.
— Господин, — конюший поставил светильник на ящик и вздохнул так тяжело и протяжно, будто принял на свои худые старческие плечи вес небосвода со всеми его звёздами и лунами, — нет больше свободных мест. Даже ваши спутники перебрались в едальню при входе, уступили свои места тем приехавшим бедолагам. Прямо сейчас господа врачеватели помогают нуждающимся.
Вот так удар под дых! Получается, я сбежал от служения своему предназначению⁈ Права была Магда! Стыд и позор мне!
— Я иду к ним! Я — врач! Моё место рядом с больными! — едва сдерживая закипающий гнев, выпалил я, поднимаясь.
— Но больной прямо перед вами, — старик понурил голову, положил руки на плечи девочки и чуть подтолкнул её ко мне.
Резко встав с ложа, забыв о высоте потолка, я врезался макушкой в деревянную балку и мигом осел. В глазах потемнело. И сила Феникса вновь не пришла мне на помощь. Вот если бы я раскроил себе череп… Нет, нельзя такое желать!
Когда мрак перед глазами рассеялся, я увидел, что конюшего нет, а низкая фигурка стоит рядом, едва не касаясь моих коленей. Хотел было отодвинуться, но не смог. Врач я в конце концов или нет⁈
— Девочка, что у тебя болит? — Я оттянул веки пальцами к вискам, настраиваясь на работу. Вспомнил про нашу повозку, где среди других вещей так глупо забыл свой врачебный чемоданчик.
— Тут, — девочка медленно подняла руки к голове или к тому огромному, выступающему, что скрывал капюшон.
Канделябр, оставленный конюшим вместо светца на ящике, давал чуть дрожащий, но яркий свет. Я с неприязнью увидел, что тонкие запястья маленькой пациентки связаны золотой цепочкой. Порвать, снять её казалось проще простого, но отчего-то девочка этого не сделала.
— Я видела плохое. И сказала это. А потом меня… — она замолчала. Не уверен, что хотел знать ответ полностью. Девочка мотнула головой назад, но глубокий капюшон не упал. Но на краткий миг я увидел под ним нечто пугающее.
— Помочь снять его? — скрипнул зубами я, поёрзал на месте, вытер вдруг вспотевшие ладони о штаны.
— Да. Только не бойся. Он тоже снимается.
Что за «он», я узнал, когда аккуратно откинул капюшон с головы малышки, и едва сдержал вскрик. На голову девочки был надет огромный змеиный череп без нижней челюсти. Он перевесился на сторону, и сквозь пустую глазницу на меня с надеждой взирали детские глазёнки.
— Как тебя зовут? — я постарался, чтобы голос звучал доброжелательно, хотя больше всего хотелось кричать и ругаться: кто такое сделал с бедной девочкой, у кого вообще хватило ума надеть давно мёртвое на едва живое⁈
— Соломея. А тебя — Педро… — тихо сказала она, пока я выпутывал застрявшие слипшиеся пряди грязных волос из трещин внизу черепа.
— Откуда ты знаешь моё имя? — замер я.
Странное дело — либо запах стал развеиваться, либо я уже привык, но теперь меня почти перестало мутить, да и рука больше не болела.
— Я вижу будущее. На чуть-чуть. Я пришла в тот город рассказать, что они заболеют, потому что прокляты богом Солнце. А они мне не поверили. И заболели. И сказали, что я виновата. А я не виновата! — она топнула ножкой и захныкала, когда цепочка на руках от резкого движения сильнее впилась в кожу.
— Ты и меня увидела? — я уже насчитал дюжину синяков на руках и шее Соломеи. Она кивнула.
— Тот город, люди, они разозлили своего бога Солнце. Он был там всегда, — шумно сглотнув, отчётливо заговорила она, стиснула обеими руками моё колено. — Люди завидовали другим городам. Сказали, что их бог им не помогает. И они сожгли его храм. Солнце обиделся и начал жечь их. Другие боги не остановят его, пока тут так плохо. Они боятся его. Они перед ним малы.
Да, боги и в самом деле иногда чудили. Но чтобы так⁈ Один из главных богов — Солнце — слишком гневлив. Хотя его можно понять: люди вечно недовольны когда его много и когда мало, а золотой середины для всех сразу нет.
Я подавил раздражение и ярость — они мне точно не помогут. Когда череп был снят, взору при жёлтом свете свечей предстало маленькое осунувшееся лицо без бровей и с глазами чуть на выкате. Хоть оно и было непозволительно юным, отчего-то казалось мне старушечьим. Хотя одна особенность и вовсе отрицала принадлежность девочки к людям: веки и виски покрывал блестящий налёт. Я чуть повернул голову Соломеи, различил контуры мелких чешуек. Всё верно: передо мной была одна из племени Боа-Пересмешников. С ними ещё дел иметь не доводилось. Череп, положенный рядом на тюфяк, будто за мной наблюдал, и я не мог не наблюдать за ним.