— Пожалуй, я могу помочь. — Добромир огладил бороду, оглядел издали пиратов, оценивая фронт работы. — Если верить древним книгам, то снадобье сделать можно очень быстро. Оно заживит ваши раны за считанные часы. Колодцы наши завсегда полны чистой пресной воды. Но в этом городе не найти чёрных парусов. А вводить белыми в заблуждение другие корабли мы вам не позволим.
— У нас есть красильщик! Будьте спокойны. Простите, что не сказал сразу. Мы надеемся уже на закате покинуть ваш милый город… и ваших отзывчивых жителей, — добавил паренёк с лёгким сарказмом.
Добромир оглянулся на макаварцев, спросил у городового:
— Ну что, поможем бедолагам?
Тот важно подобрался, вышагнул вперёд, с недовольством, будто делал великое одолжение, произнёс:
— Что б не помочь? Мы ж не звери⁈ Тем более, раз платят и смирно сидеть обещают. Ток охрану к ним приставьте. На каждого по человеку. На капитаншу двух. И за пацаном этим следите. Два меча — тьфу! — опасный тип! И побыстрее, чтоб к вечеру убрались из Макавари.
Паренёк обернулся к своим, крикнул на незнакомом языке пару слов, видимо иносказательно передал слова городового. И пираты простёрли руки, несколько бухнулись на колени, заливаясь слезами — жалкое зрелище.
— Несите голову агачибу! — распорядился Добромир, и несколько пиратов поднялись на корабль.
Госпожа Паулина Паун и её безымянная подпорка ступили на набережную Макавари. Лисий Хвост указал за толпой на длинное строение с филёнчатыми окнами — перевалочный склад морских и наземных купцов, — и сказал капитанше:
— Пусть ваши люди разместятся там. Места хватит.
Женщина наклонилась к спутнику, видимо, слушая перевод слов, затем кивнула.
Добромир обернулся к ученику и указал на склад. Бэн вздохнул: снова практика вперёд теории. Но тем лучше: быстрее можно набраться опыта, даже если пациенты разбойники всех мастей. Скольких они убили, потопили, обокрали — спасать таких не слишком полезно для общества. Думать о таком, оценивать, ставить деяния превыше спасения жизней — недостойно лекаря, даже если он ещё ученик.
«Человек на самом деле очень хрупкий. Искалечить его проще, чем стадо к пастушьей звезде собрать, а вот вылечить, спасти… Позор мне, если буду и дальше думать об этом, а не ценить вперёд человеческие жизни! А этих пиратов я не боюсь, так и думать об их делах больше не следует, только о ранах», — убеждал себя Бэн, глядя от дверей склада на корабль и бредущих навстречу пиратов.
Толпа местных неспешно расходилась. Явились два чванливых городских лекаря, они вчера довели Бэна до нервного тика своим равнодушием к пациентам, отказываясь работать за гроши. И сейчас эти господа в приметных клетчатых накидках лекарской гильдии торговались с капитаншей — нагло, громко, ультимативно. А та то и дело бросала жадные взгляды на Добромира, стоящего неподалёку. Ветер трепал лисьи хвосты его шапки, лицо было сосредоточенным, руки сложены на груди, ноги расставлены, голова поворачивалась вслед каждому пирату, видимо мужчина оценивал, кого спасать первым. Именно этому он учил Бэна вчера: «Не хватайся разом за всех. Приглядись. Не трать попусту время, выбирай тех, кого можно ещё спасти». Ученик не соглашался, но не спорил, запоминал и внимательно наблюдал за работой в лечебнице остальных. После двух дней практики парень смотрел на вещи куда реальней, особенно сейчас, когда разом явились так много пациентов.
Дневного света из больших окон не хватало, потому доброхоты поделились светлячковыми фонарями, что развесили между полками-койками, в несколько уровней прикрученных к стенам. Подняв верхние ряды, чтобы не загораживали свет, пираты заняли нижние койки. Две дюжины крепких макаварцев тоже вошли в помещение, как приказал городовой, и там стало очень тесно и нечем дышать. Добромир и лекари не переносили, когда под ногами путались здоровые люди, мешая пройти к больным, поэтому велели большей части стражи ждать снаружи.
Бэна гоняли то за водой, то за чистыми тряпками, даже за местным кузнецом, чтобы тот принёс раскалённого железа прижечь раны. В очередной из таких суматошных забегов парень в дверях столкнулся с шестью пиратами, которые тащили нечто, завёрнутое в обрывок паруса. Скалящийся с него нарисованный череп нагонял жути.
Голова агачибу оказалась размером с корову и весила, наверное, столько же. А как она воняла!.. На чёрно-синих блюдцах чешуи дрожала студенистая плёнка. Изрезанные кожистые щёки цвета осенних листьев истекали грязной желчью. Нижняя челюсть выдвинута вперёд, зубы толщиной в девичье запястье росли в два ряда и торчали буреломом. Один глаз змея вытек, но другой, коричневый с вертикальным неровным зрачком, с застывшим посмертным злым взглядом, пялился на людей. Игольчатый гребень завалился набок, открывая обрубок шеи. Ребристая трахея слегка подрагивала, как и вся голова. Чем дольше она находилась в помещении тем, казалось, больше проваливалась сама в себя, отчего то и дело раздавался скрежет клыков.