Правая рука пирата лежала рядом с тем местом, где до этого сидел ученик лекаря. Возможно они даже касались друг друга во сне. От этой мысли передёрнуло, но помогло осознать, что ощущение опасности, холодившее когтями затылок и спину, прошло. «Наконец-то», — чуть улыбнулся Бэн и посмотрел на другую руку пирата, зажатую между телом и стеной, закрывающую мечи. Было что-то неестественное в перекрученных складках рукава, заправленного под манжет высокой перчатки. «Будто у куклы тряпичной…» — с неприязнью подумал парень, пытаясь под тканью в пятнах запёкшейся крови разглядеть кожу. Юный лекарь коснулся странной конечности, чтобы выправить, ощутил под пальцами твёрдое и прохладное, вздрогнул, но не позволил себе отойти и отпустить. Приподнял — по весу оказалась нормальной, мышцы прощупывались, да только была неестественно твёрдой, — положил ровно. Нет, там точно не мясо с костями в рукаве, а нечто иное…
— Что ж это? — пробормотал Бэн.
— Цы любопытны нос! — донеслось с соседней полки.
Капитанша Паулина Паун с ехидством смотрела на парня. Широкие поля шляпы бросали на лицо женщины тень, но уже было заметно, как его цвет изменился в более здоровую сторону. Бэн нахмурился: он не любил осуждения, особенно в лекарском деле и не от мастеров. Женщина будто поняла его, добавила примирительным тоном, хотя странный акцент придавал всем словам язвительности:
— Он — Боа-Пересмешник — делац свой рука из свой чешуя. Сцарый рука оцрубиц давно. Он делац новый. Цам нец рана, цолько нога и голова.
Бэн растеряно кивнул, и женщина вернулась к беседе с Добромиром.
Волнение за пациента ушло, но теперь грызло любопытство: так и хотелось взглянуть на это невиданное чудо, которое непонятно как могло существовать. Да, Бэн видел людей, к культям которых были приделаны деревянные протезы: обычные тукалки к ногам, изредка со ступнями, крюки вместо кистей. Но тут обе руки с длинными пальцами выглядели идеально симметричными, судя по их очертаниям под рукавами и перчатками. Парень вспомнил, как на пирсе этой самой рукой пират поддерживал капитаншу, жестикулировал… Бэн мысленно ругнулся: наверняка Паулина соврала. А если нет?… Это ж сколько людей можно спасти! А того ребёнка? Или, наверное, уже поздно… Пираты могут потребовать за такую услугу непомерных денег. Да и как это вообще происходит?
Он хотел расспросить пациента или капитаншу, но не стал. Пустые надежды — нельзя перекидывать лекарскую ответственность на Детей богов. Хотя Бэн знал, что и Чародеи лечат людей неплохо. Ух, сюда бы одного! Вот так бы махнул рукой — и все сразу бы выздоровели, махнул другой — и у малыша-шута отросла бы рука. «Мечтай-мечтай», — закусил губу парень, — «Такое даже в сказках не бывает!».
Он встал и прошёлся, с каждым взглядом на очередного пирата становясь всё хмурее. Их раны под мазями вовсе не спешили стягиваться. Да, кровь остановилась; да, синяки бледнели; да, края ран больше не выглядели распухшими и рваными. Но ни одна, даже самая мелкая, не стянулась в узкий шрам, а уж о том, чтобы что-то пропало и вновь стало идеально-гладкой кожей и речи не было! Как так? Юный лекарь вспомнил чешую на висках пирата, который по словам капитанши происходил из божественного рода Боа-Пересмешников. Наверняка, это их способность. Иначе и быть не могло! Вон даже руку себе сделал, если верить Паулине Паун. Остальным так не повезло. Значит, дело вовсе не в мази, а в божественном даре. Интересно, а без средства из мозга агачибу всё так же пришло бы в норму?
Бэн мало что знал о Детях богов. Всё по верхам. Но теперь в его компании есть Тень и Феникс — можно начать изучение с них. А там и других повстречает, если всё же отправится в путь. Если вернётся Рихард. Без него не хотелось ни долгих дорог, ни новых краёв. Грустно и пусто стало вдруг юному лекарю: он опять ничем не помог, лишь время потратил зря, просидев с пиратом, который наверняка бы выздоровел и сам, лучше бы Бэн остался в лекарском крыле с малышом.
Парень потоптался у входа, вдыхая морской воздух через щёлочку. В двух шагах позади несколько мужчин тонкими свечами окуривали голову агачибу, скрадывая запах мертвечины. Бэн посмотрел в остекленевший глаз. Его взгляд, ранее казавшийся злым, теперь вовсе не ощущался — просто тёмный камень в чешуйчатой оправе. «И страшное в посмертии красиво», — пришла на ум строчка то ли из легенды, то ли баллады. Парень знал себя: если начинал думать или говорить цитатами, значит, точно устал и проголодался. Пора было покончить с работой здесь и пойти отдыхать.
Набережная за дверью манила, но выходить из-за чувства собственной бесполезности не хотелось. Предложил помощь одному из городских лекарей, но тот лишь отмахнулся, прицокивая языком и бинтуя лодыжку стонущему от боли взрослому пирату. «Ну и ладно, буду нужен — позовут», — решил Бэн и вернулся к своему пациенту, тот спал уже накрытый капитанским розовым плащом.