Рикошет

— Мог. Что угодно может пойти не по плану. Поэтому идеальные преступления тоже раскрывают.

— Это верно, — согласился он. — Только в нашем случае слишком много «авось» получается… Та же собачка. Она должна была оказаться в банке. Иначе кто взвизгнул бы? Но как спланировать появление в банке собаки?

Методично обкусывая котлету, которую целиком нацепил на вилку, отчего меня просто мутило, Никита спросил:

— Думаете, эта тетка с Вишенкой в доле?

— Как знать, — задумчиво протянул Артур.

Мне не хотелось думать о Татьяне Андреевне плохо, она была такой милой на вид и какой-то незащищенной… Но я уже сталкивалась с тем, что люди, вызывающие у меня симпатию, на поверку оказываются совсем не теми, кем казались.

Артур уже продолжил:

— Или наш убийца заприметил, что дама с собачкой часто приходит в этот банк, и решил это использовать. Надо уточнить у нее: возможно, она каждый месяц является именно двадцать первого числа?

— На это мог обратить внимание только сотрудник банка.

Он посмотрел на меня внимательно:

— Скорее всего. Хотя это мог быть и другой клиент, который заприметил эту Вишенку…

— И решил ее использовать! — подхватил Никита.

Он, наконец, дожевал котлету и перестал вызывать у меня отвращение. Я остановила его движением пальца:

— Но это значит, к тому времени у него уже созрел план преступления. Не мог же он придумать это, увидев собачку…

В их взглядах, обращенных ко мне, появилась снисходительность взрослых мудрых людей, слушающих лепет малыша. Когда мне так откровенно указывают на нехватку возраста, я начинаю заводиться:

— Что? Только не вспоминайте чертополох и Хаджи-Мурата!

Даже стеклянный глаз Ивашина засветился изумлением:

— Ты о чем?

— О, молодежь! Ты не читал Толстого? — Артур с притворной укоризной покачал головой.

— Читал… Вроде. А при чем тут…

— Он придумал сюжет повести об этом воине, когда увидел сломанный чертополох, — пояснила я. — Не спрашивай — как это произошло… Но это факт истории литературы.

Никита вздохнул:

— Все-то ты знаешь…

— За это и ценю! — ухмыльнулся Логов.

— Только идея произведения — это одно, а преступный замысел — совсем другое.

Артур по-собачьи наклонил голову. В такие минуты его хотелось погладить, честное слово!

— Неужели? Разве это не творчество своего рода?

Быстро нажимая на невидимые клавиши, Никита прогуглил:

— Вот. Творчество — процесс деятельности, в результате которого создаются качественно новые объекты и духовные ценности, или итог создания объективно нового.

— Разработка нового преступления вполне подходит под это определение, — кивнул Артур.

— Не знаю, — не согласилась я. — Это, безусловно, мыслительная деятельность. Но — творчество? Сомневаюсь. Не сочтите за пафос, но разве творчество не должно приподнимать человека? Делать его лучше? Тянуть к небу, если хотите…

Никита оторвал взгляд от экрана:

— О-о…

— Согласен, — сказал Артур тоном, пресекающим иронию. — Ты абсолютно права, Сашка. Я погорячился, назвав это творчеством… Что я в этом понимаю? Всю жизнь копаюсь в дерьме… Из нас троих только ты — творец. Кстати, что-то ты давно не показывала ничего новенького… Обещала же!

У меня погорячели щеки:

— А ты ждешь? Он пока отлеживается.

— И сколько ему еще отлеживаться? — деловито спросил Ивашин.

— Сейчас вам все равно некогда…

Артур погрозил мне пальцем:

— Не скажи! На твой рассказ у меня всегда время найдется. Пришлешь?

У меня так заколотилось сердце, будто моего ребенка принимали в Гнесинку, и я мелко закивала:

— Конечно! Сейчас вам обоим вышлю.

Мне показалось или они и впрямь покосились друг на друга, как дуэлянты?

— А пока вернемся к нашим баранам, — вздохнул Логов. — Значит, Саш, ты полагаешь, наш преступник заприметил Бочкареву с собачкой в банке? Вычислил, что она всегда приходит двадцать первого числа, и наметил ограбление на эту дату в июне. Напрашивается вывод: этот человек работает в банке. Вряд ли он тоже случайно являлся туда несколько месяцев подряд в один и тот же день!

Никита состроил выразительную гримасу:

— Напрашивается…

— Сколько сотрудников в момент ограбления было на работе? — спросила я.

— Семеро мужчин, включая самого Шмидта…

Никита хмыкнул:

— У него алиби!

Проигнорировав его шутку, Артур невозмутимо продолжил:

— И пятеро женщин. С горем пополам мы определили местонахождение в момент ограбления почти всех, кроме двух парней, которые так зас… Пардон! Струхнули так, что вообще ничего не помнят. Или пытаются убедить в этом нас.

— Скорее, второе, — вставила я.

Он кивнул:

— По крайней мере, один из них точно врет.

— Думаете, это он лежал напротив старушки?

— Эй, аккуратней! Не вздумай назвать ее старушкой в глаза. Работающая энергичная дама — какая старушка? У нее еще планов на жизнь больше, чем у тебя.

Сжавшись от конфуза, Никита пробормотал:

— Ей же почти семьдесят лет…

— И что? Она, может, сто проживет! Еще куча времени впереди.

— Да вы оптимист, Артур Александрович, — не удержалась я. — Тоже мечтаете больше века протянуть?

От того, как он взглянул на меня, все слова сразу пересохли.

«Зачем мне жить так долго? — читалось в его печальных глазах. — Сто лет одиночества… Стоит ли об этом мечтать?»