Рикошет

— Неужели вам не известно, что опечатанную следователем квартиру никому не позволено вскрывать?

Аркадий Федорович упирается руками в столешницу, медленно, с видом оскорбленного человека встает:

— Позво-ольте!.. Звонит ваш заместитель прокурора, требует немедленно произвести опись, чтобы имущество не растратилось, принять на ответственное хранение, а теперь…

Ошарашенно смотрю на него. Прекрасно понимаю, что никто из нашей прокуратуры сказать такую глупость не мог, но все равно с моих губ срывается:

— Вам звонила Алла Дмитриевна?..

Начальника ЖЭУ словно увесистым мешком по голове стукнули. Он расслабленно опускается на стул, осоловело повторяет:

— Алла Дмитриевна?.. Не-ет… Звонил мужчина…

— Представился?

— Да-а… Представился заместителем прокурора и назвал фамилию, но очень невнятно… Переспросить я не решился…

— Ясно, — заключаю я, хотя ясно только одно — звонил, скорее всего, тот, кто потерял в квартире Стуковой билет на электропоезд.

Понимая, что допустил непоправимую ошибку, Аркадий Федорович испуганно хлопает глазами. Не заостряя внимания на его оплошности, спрашиваю:

— Сколько ключей вы получили от нашего следователя?

— Кажется, три… Но точно не знаю. Надо спросить у техника, Конкордии Петровны…

— Хорошо, спрошу.

Конкордия Петровна вышагивает по просторной комнате и, возмущенно потрясая «химкой», громко бурчит:

— Какой нахал, какой нахал!

Увидев меня, кидается навстречу:

— Когда вы его арестуете?!

— Кого?

— Как кого?! Малецкого! Представляете, приходит и требует заменить унитаз, дескать, трещина появилась! Я вчера своими глазами смотрела, им еще сто лет пользоваться можно за милую душу!

— За унитаз арестовать? — с наивной улыбкой спрашиваю я. Конкордия обиженно поджимает губы.

— При чем здесь унитаз?! Он же старуху убил!

Вздыхаю. Мне бы ее убежденность. Малецкий и мне не очень импонирует, но… Сухо обрываю разбушевавшуюся женщину:

— Не надо распространять слухи. Лучше дайте мне ключи от квартиры Стуковой.

Конкордия сердито громыхает ящиками стола. Находит три небольших ключика, связанные коричневым шнурком. Со стуком выкладывает передо мной:

— Пожалуйста.

— Спасибо. Они у вас все время так хранились?

— Сейфов не имеем.

— Дверь здесь закрывается, или сюда можно попасть свободно?

— Закрывается. Ключ в приемной хранится, на доске.

— Понятно, — констатирую я.

Выхожу на улицу. Малецкий уже немного отошел после сражения с Конкордией Петровной, но не до конца. Об этом свидетельствуют красные пятна на щеках и взъерошенные волосы. Он кругами ходит вокруг «Нивы».

— Роман Григорьевич, покойная Стукова никакой доверенности вам не давала? — подойдя к нему, спрашиваю я.

— Что?!. Это вы к чему?

Развожу руками:

— К тому, что никак не могу понять, зачем вам понадобился перевод на ее имя?

Малецкий сокрушается очень натурально:

— Дети же засунули!

— Стоит ли наговаривать на детей?..

Он запускает указательный палец за воротник рубашки, резким движением ослабляет галстук.

— Роман Григорьевич, вы все время не договариваете…

Плечо Малецкого дергается. Он продолжает молчать.

— Карпов бывал в гостях у Стуковой? — ровным голосом интересуюсь я и пристально слежу за реакцией, пытаясь определить, знаком ли Малецкий с речником, сдавшим в скупку гранатовый браслет.

— К-какой Карпов? — переспрашивает он таким тоном, что я понимаю — ему прекрасно известно, о ком идет речь.

Выдерживаю многозначительную паузу. Не отдавая себе отчета, Малецкий снова переспрашивает:

— Какой Карпов?!

Теперь окончательно ясно, что они знакомы. Начиная опасаться, не повредит ли моя поспешность расследованию, понижаю голос и доверительно советую:

— Роман Григорьевич, ради бога, не усложняйте себе жизнь. Не стоит встречаться с Карповым в ближайшие дни. Это может вам повредить…

— Не знаю я никакого Карпова! — взвивается Малецкий, но тут же осекается под моим взглядом: — Извините…

Сидя в машине, смотрю на удаляющуюся фигуру Малецкого. Он доходит до угла дома, на мгновение замирает, нерешительно оглядывается.

23.

Страшно люблю ходить по магазинам, даже если кошелек пуст. Но в хозяйственном последний раз была лет десять назад.

В магазине с восточным названием «Тысяча мелочей» народу ничуть не меньше, чем персонажей в сказках Шахерезады.

К прилавку, на котором для всеобщего обозрения выставлены различные замки и замочки, задвижки и шпингалеты, пробиться невозможно, столько здесь мужчин, жаждущих оснастить двери ультрасовременными запирающими устройствами и вселить тем самым спокойствие в души близких родственников. Они увлеченно обсуждают конструктивные достоинства и недостатки хитроумных приспособлений, призванных преградить путь в их святая святых.

Мужчины упорно не обращают внимания на хрупкую девушку в строгом костюме, пытающуюся заглянуть через могучие спины и крепкие загривки. Перехожу к решительным действиям. После отчаянных шагов по начищенным и неначищенным ботинкам протискиваюсь к прилавку.