Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура

Только по прошествии значительного времени греки смогли оценить то, что действительно принёс с собой Рим: прекращение усобиц, имперский мир, подъём экономики единой державы, демонстративный культурный (не политический!) филэллинизм некоторых римских императоров, всё-таки особый статус Балканской Греции и эллинистических центров в образовании и структуре империи. Но произошло это никак не ранее I в. н. э. По мнению Дж. Бэлдсона – только в конце I в. н.э[1338]. До того присутствовал сильнейший элемент этнополитической и культурной враждебности к римлянам, вершиной которого стало почти массовое участие греков в войнах против Рима на стороне Митридата Евпатора. После его разгрома нет свидетельств вооружённых антиримских выступлений греков. Эллины сначала смирились с римским господством, а потом оценили то, что от него получили. Смысл жизни под римским господством греческие интеллектуалы увидели в сотрудничестве с римской элитой и создании новой билингвистической культуры[1339]. Этнополитическая враждебность исчезла. Живя в одном общем государстве, во всех восточных провинциях греки наряду с римлянами стали господствующим этносом, разделяя с ними привилегии господствующего положения, что особенно заметно в Египте, Киренаике и Сирии. Но культурная враждебность всего-навсего эволюционировала в чётко оформленную мысль о безусловном культурном превосходстве над римлянами. Под римским господством выжил греческий патриотизм, а вместе с ним – и ревностное греческое чувство превосходства[1340]. Греки долго помнили о своём культурном превосходстве[1341], а римляне гордились своими военными победами над ними. По очень точному определению А.В. Махлаюка, для греков римское превосходство в военном деле было столь же очевидным и неоспоримым, как для римлян греческий приоритет в сфере теоретических дисциплин и изящных искусств[1342]. Добавим лишь: внутреннее признание греком военного превосходства римлян окончательно могло оформиться только тогда, когда психологически сгладилась горечь поражений. Опять-таки – не раньше I в. н. э. Можно полагать, что именно это время стало во многом рубежом, отметившим некоторое смягчение взаимного восприятия. В целом же между греками и римлянами всегда существовали очень непростые отношения, отмеченные взаимной неприязнью даже и в последующие эпохи[1343]. Д. ОʼФлинн настаивает на традиционной враждебности между Востоком и Западом, между грекоговорящими и латиноговорящими даже в V в. н. э.[1344], хотя, возможно, он несколько сгущает краски.

Признав римское господство, греки, тем не менее, «даже по истечении столетий про себя считали римлян варварами»[1345]. Страбон, выражая взгляд образованного грека, очевидно, достаточно общий для его времени, «хотя и мирится с римской властью и даже до известной степени признает её полезность, никогда не согласится, что римляне превосходят эллинов в государственной мудрости»[1346]. К владычеству римлян он относится лояльно, но достаточно сдержанно[1347]. Авл Гелий, автор II в. н. э., долго живший в Афинах и, надо полагать, хорошо знавший греков и их отношение к «повелителям вселенной», повествует об одном знаменательном случае: на пирушке греки стали издеваться над присутствующим римлянином и римской культурой, на что квирит ответил, что греки могут считаться корифеями в легкомыслии и коррупции, но недопустимо, чтобы они порочили Лаций (I. 4; XIX. 9).

Это документально-бытовое свидетельство эпохи способно убедить любого: даже во II в. н. э. эллины продолжали считать римлян варварами, а их культуру – варварской! Надо ли говорить, как обижало это гордых квиритов, которые сами не делали различий между евреями, киликийцами и «прочими варварами». Греки считали римлян варварами и относились к ним соответственно[1348]– у нас нет ни малейших оснований пересматривать этот постулат. Греки видели в римлянах жестоких и невежественных варваров, не умеющих по-настоящему жить и мыслить[1349]. В Риме, в свою очередь, несомненно, существовало сильное «антигреческое предубеждение»[1350].