Читаем Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура полностью

В целом можно говорить о намечающемся культурном сближении римлян и греков, но до симбиоза было ещё далеко, отношения омрачались взаимным недоверием. В Рим порой прибывали далеко не самые лучшие представители эллинов: плуты, авантюристы, невежественные врачи, надеясь поживиться у «недалеких варваров», каковыми они считали римлян. Катон язвительно утверждал, что они сговорились погубить римлян своим врачеванием (Pliny NH.XXIX,7). Напрасно Р. Смит считает эти его слова проявлением «римской паранойи в отношении греков и их культуры»[1357], очевидно, далеко не все греческие медики были высокопрофессиональны. Усилилось культурное влияние Эллады, но, с другой стороны, проявилась и ответная реакция на «завоевание завоевателей». Отдельные политики резко выступали против «эллинизации» Рима, тем более что «экспортировалась» в Рим не только философия, но и некоторые вещи, совершенно неприемлемые для традиционного римского уклада жизни. Так, в 176 г. до н. э. из Рима были изгнаны два эпикурейца. Любопытно обоснование их депортации Элианом: «за то, что знакомили юношей со многими неподобающими наслаждениями» (IX, 12). Уровень морали и нравственности в Риме в тот период был неизмеримо выше, чем в «одряхлевшей Греции», и это порождало взаимное непонимание и даже неприятие, тем более что римляне прекрасно осознавали не только своё военное, но и нравственное превосходство над греками, что приводило к высокомерию по отношению к последним.

Можно согласиться с Б. Нибуром, что римляне продолжали смотреть на греков как на врагов и обращались с ними с величайшей жестокостью.[1358] В свою очередь, в Греции к римлянам тоже относились без особого восторга, воспринимая их как грубых невежественных варваров[1359]. Как отмечает А. Тойнби, эллины рано узнали «тёмные стороны римского национального характера», которые не могли им понравиться, в том числе – жестокость к врагам[1360].

Мало что изменилось и в период Империи. Рим изначально был полиэтничным городом. Уже в ранней Империи Италия полностью утратила свою моноэтничность: могильные надписи дают 75 % имён неиталийского происхождения, в Медиолане, Павии, Беневенте их более 50 %, даже в маленьких городках – около 40 %; из 1854 имён римских ремесленников лишь 65 – определённо италийцы[1361]. Конечно, значительная, если не большая часть «чужих» – это либертины и их потомки, но и переселенцев было много. Означает ли это, что, живя в многонациональной среде, римляне хорошо (или лучше, чем раньше) относились к представителям других этносов, в том числе – грекам? Отнюдь нет.

Размышляя о различиях между греками и римлянами, Б.И. Кононенко неслучайно приводит ключевую, на наш взгляд, фразу Юлия Фронтина о римских акведуках: «Нельзя сравнивать их каменные громады с бесполезными пирамидами Египта или с самыми прославленными, но праздными сооружениями греков»[1362]. Блестящая иллюстрация к тому, как римляне воспринимали греческую культуру, в то же время прекрасно понимая, что она более развита.

Старший современник Фронтина Плиний Старший (23–79 гг. н. э.) относился к грекам более терпимо. Причину хорошо объяснила Т.А. Бобровникова: в отличие от республиканских авторов, для Плиния Рим – не поработитель, а миротворец, соединивший народы. Видимо, автор выражал идеи своих покровителей Флавиев, стремящихся соединить верхи провинций и Рима в единую аристократию[1363]. Тогда получается, что они смотрели в будущее, считая уже неважным устойчиво негативное взаимовосприятие греков и римлян.

Существует одна проблема, о которой в мировой историографии до сих пор не сказано ни одного слова: по нашим наблюдениям, некоторые античники являются грекофилами (соответственно – романофобами) и романофилами (соответственно – грекофобами). И это понятно: то, чем человек увлечён, становится близким его сердцу и не может не затрагивать эмоций, выливаясь в какие-то оценочные категории. Это не афишируется, зачастую оставаясь на уровне шутливых пикировок в перерывах конференций: «У нас, греков, культура была выше». На что обычно следует ответ: «А мы, римляне, вас победили». Конечно, всё это несерьёзно и с оттенком иронии, но иногда выходит за рамки личного общения, «на полном серьёзе» выплёскиваясь на страницы книг.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука