Рим и эллинизм. Войны, дипломатия, экономика, культура

3. Переплетение непримиримых интересов и нестабильность, сопровождаемые частыми войнами, мешали нормальному развитию экономики, торговли, социальной жизни, даже культуры. Довлели не созидательные, а разрушительные тенденции. Именно поэтому в политике господствовала стратегия лавирования, как неосознанное выражение исторической потребности в стабильности. Потребность в установлении более тесных экономических связей, о которой пишет А.И. Павловская[1483], нам представляется несущественной: такие связи существовали и без того, их значимость она явно переоценивает.

4. Многие страны созрели для того, чтобы пожертвовать частью своих интересов ради желанной стабильности. Чтобы переориентировать своё вечное лавирование на ставку на одну-единственную силу, способную законсервировать и сохранить в неизменном виде сложившуюся систему политической раздробленности. К большему – развитию ситуации и политическому, экономическому объединению – они не стремились. Рим верно понял эту общую тенденцию эллинизма! И избрал единственно возможную стратегию, внушая «друзьям», что захватов не будет, а будет заботливая гегемония. И в этом он был предельно искренен, и говорил правду. Такая политика соответствовала интересам сената, не имеющего пока планов аннексии и заинтересованного в раздробленности и ослаблении Востока, поскольку на первых порах Риму нужно было только доминирование. К большему он и не стремился вплоть до перелома 40-х гг. II в. до н. э.! Интересы Рима, соединившись с интересами слабых, но многочисленных стран, и сделали его гегемоном Средиземноморья. Это и есть главная причина его успеха! Ситуативный обман заключается в том, что логика исторического развития в будущем неизбежно привела и сам Рим к потребности в стабильности, которой теперь можно было достичь лишь аннексией чрезмерно размножившихся «друзей и союзников».

Однако ни о каком завоевании Балкан в период 200–168 гг. до н. э. не может быть и речи, Рим стремился не к захватам, а к гегемонии, и он прекрасно знал, что делает. Посему нам кажется неоправданной теория В. Дюрюи, что римляне не знали, что делать с завоёванными странами[1484]. Дело было в отсутствии установки на территориальную экспансию.

Опасность Филиппа V и Персея для Рима, безусловно, преувеличена. Объясняется это не обаянием и даже не воспринимаемым влиянием римской историографии, которая, может быть, тенденциозна не только в освещении фактов, но и в самом построении и подборке их. На самом деле Македония угрожала не собственно Риму, а его господству. Филипп никогда не планировал вторжения в Италию!

После 168 г. до н. э. в восточной политике Рима отчётливо прослеживается стремление подмять ослабленные государства и ослабить другие, ещё сохранившие силу. Эта политика была откровенно агрессивной. Х. Хилл полагает, что её целью было не допустить усиления стран, способных угрожать Риму. «Такая политика не была империалистической; напротив, она может быть названа антиимпериалистической». Автор тут же добавляет, что её лучше обозначить как оборонительную[1485], тем самым развивая явно устаревший тезис об «оборонительном империализме», оказавшийся на редкость живучим. Факты непреложно свидетельствуют: эта политика была наступательной и агрессивной, поскольку агрессия – это не только стремление к прямым захватам, но и дипломатическое давление, гегемония, подчинительные союзы, верховная власть. Для Рима отсутствие аннексии в действительности никогда не означало отсутствия интервенции[1486] или империализма[1487]. Он использовал все виды экспансии, завершая их прямым вооружённым вторжением[1488].

Сомнительно и мнение о «тяжеловесности»[1489] римской политической мысли. Анализ восточной политики сената не подтверждает этой тезы. Скорее говорит об обратном – быстрой реакции на изменение политической ситуации. «Римская политика часто была элементом импровизации»[1490]. Неслучайно Аппиан считал, что Рим поднялся «благодаря благоразумию и умению учитывать обстоятельства» (Rom.I.11).

Он выделился не только грубой силой, но и изощрённой дипломатией, умением использовать ситуацию и союзников. Они дали повод для вмешательства, помогли сломить основных соперников. Утвердившись на Востоке, Рим стал превращать союзные государства в зависимые. Сенат бесцеремонно вмешивался в политику малых государств, требуя, чтобы ни одно серьёзное решение не принималось без его согласия[1491].