Рим или смерть

– Не сомневаюсь в храбрости ваших солдат, генерал, – резко сказал он. – Но бастионы второй и центральный потеряли ваши волонтеры, они должны их вернуть. – Он вынул часы. – Через час начнете атаку.

– Не начну, господин генерал. Ведь оттуда, – Гарибальди показал рукой на два захваченных бастиона, – французы перестреляют нас, как на плацу.

Снова, как и под Веллетри, сошлись лицом к лицу эти два человека, и на этот раз Розелли отступил перед твердостью Гарибальди. Подавив гнев, сказал:

– Я доложу о вашем отказе Мадзини. И попрошу принять все необходимые меры.

– Непременно доложите, – подхватил Гарибальди.

Круто повернувшись, Розелли зашагал прочь, сел на коня и помчался в город.

Мадзини с нетерпением ждал его возвращения.

Выслушав доклад Розелли, он решил тут же обсудить все с Гарибальди. В квартале Трастевере он попал под огонь французских осадных гаубиц, а у Джаниколо – под пули французских снайперов-зуавов. Он перебегал от одного разрушенного дома к другому и, переждав, пока обстрел стихал, устремлялся дальше. Наконец он добрался до виллы Спада, куда Гарибальди перенес свой штаб. К вилле Саворелли французским артиллеристам удалось пристреляться, и она рухнула, едва не похоронив под обломками Гарибальди и всех штабных офицеров.

Гарибальди и Манара встретили Мадзини у ворот и повели через парк на виллу. Совсем рядом, на центральной аллее разорвалось ядро, сбив голову мраморной статуи.

– Так они превратят в развалины весь город, – сказал Мадзини, отряхивая запорошенную пылью шинель. – Поймите, Гарибальди, мы не можем только обороняться! Почему вы не выполнили приказ Розелли?

– Не хочу без толку потерять половину своих волонтеров. Их и без того полегло немало. А других солдат у меня нет и, похоже, не будет.

Обстрел усилился. Французы ввели в действие тяжелые осадные орудия.

– Подождите меня здесь, – сказал он Мадзини. – Я только поднимусь к Лавирону. Прикажу огонь всех наших батарей перенести на захваченные бреши.

Мадзини, глядя, как Гарибальди быстро и ловко поднимается в гору по крутой тропе, с горечью сказал Манаре:

– Не знаю, удастся ли отбить бастионы, но убедить Гарибальди мне не удалось. Может, вы попытаетесь, Лучано?

Манара отрицательно покачал головой:

– Если Гарибальди принял решение, его не переубедит сам господь бог. Да и как начинать атаку, не получив подкреплений!..

– Тогда все потеряно! – воскликнул Мадзини. Глаза его лихорадочно блестели. – Нам остается лишь сражаться и погибнуть на баррикадах!

За время осады Рима Лучано Манара, прежде убежденный монархист, успел оценить и полюбить республиканца Джузеппе Мадзини. Полюбить за светлый ум, доброту и стойкость.

– Положение очень тяжелое, но, по-моему, не безнадежное, – ответил наконец Манара. – За одну ночь мы сумели создать вторую линию обороны. И новых атак французы не начинали. Тем временем…

– И не начнут, – прервал его Мадзини, – предпочтут сначала разрушить Рим до основания. Помешать этому может только контратака. Сегодня, немедленно. Для нас без нападения нет защиты.

– Я вовсе не отказываюсь атаковать врага. – Они обернулись. К ним подходил Гарибальди, вернувшийся с горы Сан Пьетро. – Придайте мне два пехотных полка, – продолжал он, – и хотя бы двести кавалеристов, и я завтра ночью ударю французам в тыл. Обещаю хорошенько их потрепать.

Мадзини вскочил с камня, на котором сидел.

– Тогда готовьтесь к атаке, – радостно воскликнул он. – Вы получите тысячу пехотинцев и два эскадрона кавалерии!

Ночная вылазка так и не состоялась. Вместо кавалеристов Розелли прислал со штабным офицером сухую записку:

«Гарибальди, среди поросших кустарником холмов и в густых виноградниках кавалеристы станут легкой добычей снайперов. Это уж наверняка будет бессмысленным побоищем. Что же до двух линейных полков, то полагаю более разумным направить их на защиту Трастевере. В дальнейшем, если удастся создать сильный ударный отряд, нанесение ответного удара, возможно, и станет реальным. Намеченная вами на ночь атака таким образом отменяется. Ждите дальнейших приказов.

С уважением главнокомандующий войсками Римской республики дивизионный генерал Пьетро Розелли.

Рим, 27 июня 1849 года».

Гарибальди в бешенстве разорвал письмо на мелкие куски.

– Да он что, издевается надо мной?! Вместо подкреплений присылает свою идиотскую писульку. Что ж нам теперь, умирать здесь, под ядрами? Нет уж, благодарю покорно! – он бросил быстрый взгляд на Манару. – Соберите и постройте легион. Возвращаемся в Трастевере. Будем там сражаться на баррикадах.

Манара видел – Гарибальди вне себя от гнева и сейчас выполнит свою угрозу, оставит позиции на холмах и спустится в город. И это будет концом обороны, ее гибелью. Надо во что бы то ни стало его разубедить!

– Гарибальди, поверьте, я тоже знаю цену Розелли! – спокойно, неторопливо, как всегда в тяжелые минуты, заговорил он. – Но и его можно понять.

Гарибальди озадаченно смотрел на Манару.

– Понять Розелли?!

– Да, такая атака и впрямь выглядит слишком рискованной.

– Для него, но не для меня, – зло бросил Гарибальди.