Базилика начала свою архитектурную историю как простой зал с проходами — в нем помещался римский суд. Таковы базилики Юлиана и Ульпиана на римском Форуме. На протяжении столетий, однако, здания увеличивались в размерах и изменялись. Так, в руинах базилики Максенция/Константина мы видим зал с множеством проходов, с высоким сводом и двумя апсидами (хотя первоначальный план предполагал только одну апсиду). Кажется, эти здания, вместе с традицией постройки круглых погребальных камер, с начала Средневековья задали образец возведению таких церквей. Высота базилики Максенция и сложность ее сводов, возможно, повлекли за собой необходимость постройки трансептов, так возник традиционный крестообразный план базилики, к которому все мы привыкли. И все же большинство типичных средневековых базилик в Риме не имеют трансептов. Лучшие примеры попытки полного приближения к средневековому плану и декору — это церкви Санта-Мария-ин-Космедин (с «устами истины») и церковь Святой Сабины на Авентине. Хотя в обоих случаях черты строений не всегда подлинные, намерением реставраторов XX века было возвращение этим зданиям облика, погружающего в атмосферу раннего Средневековья. Почти все церкви в Риме подверглись барочному украшательству, поэтому всегда приятно, когда видишь, что некоторые здания освободили от наслоений XVII века, и они обрели исходное величие простоты и строгости.
Из античного прошлого средневековые церкви Рима унаследовали традицию украшать храмы мозаикой. Как правило, она покрывает апсиды, а в зданиях больших размеров, таких, как церкви Санта-Мария Маджоре и Святой Марии в Трастевере, мозаики украшают и триумфальную арку. Мозаичные работы относят к периоду с IV по XIII столетие, хотя ученые почти уверены в том, что к концу XIII века ремесленники сознательно подражали старым мастерам, копируя их манеру до мельчайших деталей и весьма затрудняя таким образом датировку современным исследователям. Так, очень вероятно, что оформление мозаичного полотна на апсиде верхней церкви Святого Климента заимствовано из нижней. Тонкость и красота синих и красных мозаичных фрагментов, сверкающих, словно драгоценности на фоне тусклого золота, опровергает ошибочное представление о Темных веках.
Еще одна поразительная черта средневекового римского мастерства — украшение всего, от могил до подсвечников, в стиле Космата. Техника инкрустации названа по имени ее главных творцов — семьи Космата. Они использовали фрагменты цветного мрамора, который добывали на руинах. Некогда этот мрамор украшал тысячи античных общественных зданий. Кусочки мрамора из разрушенных бань II века обрели вторую жизнь в орнаментах узорного пола особо почитаемых храмов. Римскому декору присущ круговорот созидания красоты, подобный круговороту воды в природе: ничто не исчезает бесследно, вновь и вновь возвращаясь на круги своя.
В те тревожные с экономической и с политической точки зрения времена неизменно сохранялось стремление города пап к эстетическому и культурному идеалу. Взять хотя бы понтификат папы Пасхалия (817–824). Пасхалий должен был вести тонкую игру с преемниками Карла Великого, в особенности с Людовиком Благочестивым и его сыном Лотарем. Папство и империя еще недавно были союзниками, достаточно самонадеянными, чтобы начать интриги. Пасхалий оказался замешан в убийстве двух заметных фигур в профранкски настроенных кругах и к концу своего короткого, но активного понтификата сделался фигурой местного и международного неприятия. Тем не менее как меценат он имел мало соперников среди средневековых любителей искусства. Мозаики, которые украшают капеллу с гробницей его матери в церкви Санта-Прасседе (Святой Пракседы), так же хороши, как и шедевры того времени в Равенне или Константинополе. Другой храм, обязанный своим великолепием Пасхалию, — Санта-Мария-ин-Домника. На мозаике апсиды можно увидеть самого Пасхалия с квадратным голубым нимбом, это его прижизненное изображение. Над головами других фигур — канонизированных мертвых — нимбы золотые. Хотя в некоторых ранних календарях Пасхалия и называют святым, похоже, он этого звания не заслужил, разве только за меценатство.