Рим: история города

Посещение замка куда более интересное занятие, нежели осмотр здания с улицы. Хотя замок утратил все наружные украшения, судить о которых можно по предренессансным эскизам и фрагменту карниза, хранящемуся ныне в музее замка, существенная часть внутреннего убранства сохранилась. Выйдя из парка с восточной стороны, вы увидите главный подлинный вход на круглой улице, некогда укрытой сводом. Короткий коридор по одной оси с мостом приведет вас в сердце строения. Коридор этот завершится вестибюлем с нишей, в которой некогда стояла статуя Адриана. Возможно, голова этой статуи находится сейчас в ватиканской Ротонде. Из вестибюля начинается винтовой переход — архитектурное чудо; он делает полный оборот вокруг цилиндрического барабана, совершив при этом восхождение футов на сорок. Еще один коридор приведет в помещение, в котором стояли имперские погребальные урны. Зал этот, однако, стал началом для еще одного винтового перехода, построенного при папе Александре VI. Переход рассекает пополам погребальную камеру. Когда папа Борджа сделал такую пристройку, сразу стали заметны перемены: классическая гробница превратилась в средневековый замок.

Там, где когда-то стояла урна с прахом Адриана, можно увидеть современную мемориальную доску, цитирующую знаменитые слова. Обращение Адриана к своей душе — пять коротких латинских строк. Заключенная в них печаль прекрасно соответствует этому сумеречному пещерному пространству:

Animala, vagala, blandula,
hospes comesque corporis,
quae nunc abibis in loca,
palldlula, rigida, nudala,
пес ut soles dabis jocos.

В противовес сотням литературных переводов этих нескольких слов (в 1876 году вышла брошюра, содержащая 116 попыток), я соглашусь с Г. В. Мортоном, который критиковал вариант юного Байрона, где третья строка разошлась с первоисточником:

Душа моя, скиталица
И тела гостья, спутница,
В какой теперь уходишь ты
Унылый, мрачный, голый край,
Забыв веселость прежнюю[24]

.

Маргерит Юрсенар выбирает грустную строфу в качестве эпиграфа для вымышленной биографии — романа «Воспоминания Адриана». Она видела душу императора более радостной, нежели у Байрона.

Место упокоения Адриана было не единственным античным римским мемориалом, изменившим свое назначение и превратившимся из мавзолея в замок. Многие руины превратились в годы Средневековья в крепости могущественных семей. В разные времена Франьипани и Аннибальди превратили Колизей в свою крепость, театр Марцелла принадлежал другим властным людям — Пьер-леони, Орсини и Савелли. После того как мавзолей Августа укрепили, он попал в руки рода Колонна. Каэтани заняли гробницу Цецилии Метеллы, находившуюся примерно в двух милях от города, на Аппиевой дороге. Ченчи владели театром Бальба.

Семейство, поименованное последним, хотя и мелкая птица в ряду соперников, обрело эпические пропорции. Их мрачную историю обессмертил Шелли: в одноименной стихотворной драме он рассказал о жестоком тиране-отце, совершившем инцест с дочерью. В результате Ченчи убили жена и дети. Отход драмы от популярной западной культуры засвидетельствован тем, что данный сюжет лёг в основу современной оперы («Беатриче Ченчи» Гольдшмидта), однако специалисты по Италии утверждают, что все слышали о прекрасной Беатриче. Девушка является участницей заговора и одновременно — жертвой инцеста. Она заслужила и смертный приговор, и великое сочувствие как своих современников, так и последующих поклонников средневекового ужаса. Беатриче, по приказу Климента VIII (1598–1605), взошла на эшафот, установленный на мосту. До казни ее держали в замке Святого Ангела.