Рим: история города

Палаццо «Ринашенте» — это «Хэрродс» и одновременно «Маркс и Спенсер» Рима. В этом названии заключены и буржуазная роскошь, и практичность обычного человека. В городе, где принципы шоппинга не позволяют соединять под одной крышей разные возможности покупателя, это единственный универмаг, который не тушуется перед лучшими независимыми бутиками. Здесь на пяти этажах (внизу — отдел белья; наверху — мода для женщин; парфюмерия и мужской отдел — посередине) вы можете найти одежду, отражающую реальные тенденции модных домов, но по цене и качеству, удовлетворяющим итальянца. Соперников на бирже больших магазинов в городе совсем немного, и они выступают в трех лицах: «Станда», «Упим» и «Койн». Ни один не может сравниться с «Ринашенте»: этот универмаг формирует моду. «Станда» (когда-то «Стандарт»: по требованию Муссолини название изменили, потому что он не хотел иностранного влияния) ориентирована больше на товары домашнего пользования, и там есть, из чего выбрать. «Койн» мало чем отличается. «Упим» можно назвать бедным родственником: одежда и другие товары здесь подешевле и чуть ярче (или, наоборот, мрачнее), чем требует мода.

Один из двух флагманов национальной империи «Ринашенте» (другой, естественно, находится в Милане), похоже, был задуман в расчете на человека такого, как я. Здесь тихо, спокойно и прохладно. Когда подходишь к этому солидному зданию с высокими арками и лоджиями, кажется, будто тебе предстоит важная встреча с представителями благородной и древней организации. Если верно, что лондонские вокзалы принимали за церкви, то этот магазин точно покажется резиденцией архиепископа. В жаркий день его кондиционеры приносят облегчение, подобное тому, которое испытывает человек, бросившийся в одежде в фонтан Треви.

Мне кажется, что «Ринашенте» создали для людей, ненавидящих шоппинг. В отличие от некоторых моих друзей, я не люблю ходить по магазинам, а «Ринашенте» мне нравится. Главная причина такой приязни в том, что когда бы я туда ни пришел, без покупки не возвращаюсь. Я нахожу то, что мне нужно, и нахожу быстро. В «Ринашенте» я купил себе несколько пальто, и все потому, что первые два пальто были явно украдены из британских магазинов. Подозреваю, что сей возмутительный факт — лучшая реклама места, о которой только можно подумать. Прежде чем начать подозревать меня в небескорыстном сговоре с магазином (например, в том, что он пожизненно будет обеспечивать меня пальто), позвольте продолжить экскурсию по «Ринашенте».

Магазин всегда зловеще пуст, что гармонирует с моим отвращением к шоппингу, но все же я бьюсь над загадкой: не означает ли этот торговый вакуум, что в городе есть места и получше, и там можно купить хорошую одежду, и даже дешевле. Может, эти места просто не хотят обнаружить себя простому туристу или временному жителю? Район рядом с виа Аренула точно подходит для таких магазинов. Впрочем, тамошние продавцы явно не из тех людей, которые хотят помочь покупателю. Они безучастно стоят, загораживая от вас вешалки с прекрасно подобранными по цвету очень длинными носками (итальянцы предпочитают именно такие), галстуками и свитерами, так что вдоль стены образуется яркая радуга. Лица продавцов все так же равнодушны, когда вы протягиваете им кредитную карточку. Мне нравится, когда в магазине не пристают с назойливой помощью, но такое поведение слегка нервирует.

Противоположное отношение я ощущаю на себе, когда время от времени прихожу в ателье, шьющее церковное облачение. Здесь уважение к одежде возведено на такой уровень, что процесс совершения покупки становится тяжелым испытанием. Рассказывают, что один магазин переносит религиозное рвение на своих клиентов и каждый раз в обращении к ним называет сан выше, чем у них есть на самом деле. Семинариста иногда величают «реверен-ца»; простого священника называют монсеньором; монсеньора повышают до епископского звания — «экселенца»; епископу присваивают кардинальский сан — «эминенца», а для кардинала в красном облачении приберегают слово «сантита». Остается последняя возможность: предположим, что портному поступит заказ от самого папы, неужто он скажет ему «Il mio Dio Signore!» — «О, мой Бог!»?