Римаут

На улице начался мелкий дождь. Бродившие поодиночке последние дни облака наконец-то объединились и решили немного напоить землю. По окнам кухни стучала редкая дробь, полоски воды стекали вниз. От дождя и так не праздничная атмосфера ужина стала и вовсе унылой.

– Кстати, а что искали, если ничего не сперли? – спросил Виктор.

Отец поднял взгляд от своих цифр и графиков и наградил его тяжелым взглядом. Но промолчал, видимо, тоже задумавшись.

– А вопрос-то неглупый, – в кои веки поддержала брата вечная спорщица. – Богатств у нас никаких, это же очевидно. Но почему-то залезли…

– Решили, что раз купили дом – а здесь слухи быстрее молнии разлетаются, то есть чем поживиться и внутри, – вздохнула мать. – Ладно, доедайте. Сегодня очередь мыть посуду чья, Виктора? Вот и хорошо. Мне еще нам всем белье перестилать. Брезгую спать, когда кто-то ковырялся в постели.

– Полиция сказала – ведется расследование. О результатах нам сообщат, – веско добавил Павел и вновь ушел с головой в работу.

В комнате Агата попыталась доиграть песню, но настроения уже не было. Еще этот занудный дождь за окном, придется теперь как-то терпеть до утра, хоть и сложно: убаюкивал этот ритмичный стук капель, усыплял.

Она потянулась к телефону и набрала в мессенджере:

«К нам влезли воры. Ничего не взяли. Я не понимаю, что происходит».

Ответ пришел не сразу – видимо, наставница была занята. В комнату заходила Мария, перестилала обещанное белье, потом зачем-то вытерла пыль и расправила занавески на окне. Пятнадцать лет борьбы – с закрытым шторами окном спать или нараспашку – продолжались. После ухода матери Агата привычно раздвинула шторы обратно. Окно – оно же взгляд человека наружу, зачем всегда держать веки сомкнутыми?

«Это не воры. Не об этом беспокойся».

Агата стерла сообщения и задумалась. Значит, придется сделать, как она и собиралась. Сидеть и сторожить покой близких.

Не воры… Тогда дело становится еще более странным. Кого-то притягивал сам дом? Но почему было бы не залезть сюда при прежнем хозяине? А ведь может быть, что и залазили, просто он не стал об этом говорить. Глупо же, продавая дом, прибавлять: а еще ко мне любят забираться странные воры! Ничего не берут, но удивляют от души.

Агата тихо рассмеялась и вновь потянулась к любимой гитарке. Кажется, настроение вернулось. Да и заняться больше решительно нечем, не уроки же учить? Как новичок в школе, она имела почти законную возможность повалять дурака первые несколько дней. Здесь, в отличие от Глобурга, было принято давать домашние задания, но спешить с их выполнением не стоило. Обойдутся как-нибудь без доказательств ненавистных теорем по геометрии.

Виктор включил у себя музыку – видимо, закончил с посудой. Слышно еле-еле, только бухающие басы забивают стук дождя.

Написать наставнице еще раз? Нет, это бесполезно. Все придется соображать самой, не зря же она здесь. Или зря?

Струны тревожно звенели под пальцами, становясь музыкой. Вот и отлично. До утра долгие часы, очень долгие, нужно было заполнить их красотой и спокойствием, раз уж так все загадочно.

6. Кофе и страхи.

– Люблю кофе, – сказала наставница.

Они с Агатой сидели за уличным столиком крошечного кафе. За низкой деревянной оградой, похожей на поручни корабля, текло, сталкивалось и расходилось по своим делам человеческое море. Бесконечные туристы, обожающие Глобург за древние дворцы и современные небоскребы, торопливые студенты местной академии, мужчины и женщины шли, бежали, говорили по телефону, щелкали вспышками фотоаппаратов. Им не было числа, они сливались в один многоголовый поток там, за оградой.

А здесь был островок спокойствия. Мадлен аккуратно отщипнула предпоследний кусочек пирожного блестящей ложечкой и положила в рот. Агата наблюдала за ней, слушала, только изредка отвлекаясь на людей за символической границей.

– Люблю… – повторила наставница. – Его вкус чем-то похож на ощущение силы. Ты потом поймешь, я надеюсь.

– У меня получится? – спросила Агата.

Их встречи продолжались уже год, но выглядели довольно странно для обучения… Обучения чему, кстати говоря? Девушка бы затруднилась назвать это определенно. Кафе, картинные галереи, библиотеки – и почему-то старые кладбища, потом снова музей и после него – прогулки за городом. Пешком, без какой-то очевидной цели.

– А у тебя уже получилось, – безмятежно улыбаясь, сказала Мадлен и отпила глоток черного как ночь кофе. – Когда ты почувствуешь силу, то будешь уже готова.

– Но к чему… готова? Вы же ничего не говорите, а я не знаю, как получаются ваши «маленькие чудеса»…

Этими словами наставница называла разные странные события, время от времени происходившие с ними. То шустрый паренек на скутере, в огромном, не по размеру шлеме, явно охотившийся за сумочками зазевавшихся женщин, пролетит мимо, остановится и сам сдастся крайне изумленному полицейскому. То из галереи Рецци они с Мадлен выйдут прямо на набережную через неприметную дверку (Агата потом искала ее больше часа и не нашла), хотя от музея до моря добрых пять километров. Были еще десятки подобных случаев, ничем и никак не объяснимые.