Римаут

Главное, что все они живы. Дышат. Что-то вроде глубокого обморока. Виктор сказал умное слово «летаргия». Откуда-то из своих любимых игрушек с монстрами узнал, не иначе. Может, и летаргия. Обежав одноклассниц, Агате удалось выяснить, что так везде. Взрослые просто полегли, где пришлось. Хорошо, все было поздним вечером, почти все дома. На улицах попадались машины, уткнувшиеся в стены, столбы, иногда заехавшие в витрину магазина или впритык с чьим-то подъездом. Тоже понятно: кто был за рулем, там и остался.

Все старше восемнадцати лет превратились в бессмысленные, сопящие во сне куклы.

Джорджио из второго блока сказал, что за городом разбился самолет. Вроде как, кто-то видел, другим рассказал, а они уже ему. Но точно никто ничего не знает. Вот и старшеклассники эти, которых якобы кто-то куда-то направил – просто бред или правда? Неизвестно.

Вечерами страшно: под окнами ездят машины, из них гремит музыка. Когда по одной, когда и три-четыре подряд. Говорят, бандиты ездят. Кто их знает, опять же…

– Агатка, а что дальше будет? Ну что?

Сестра откладывает телефон в сторону. Как же он надоел уже! Раньше с ним хоть мама возилась, а теперь все на ней. На младшей, кстати говоря. Вик иногда заходит в родительскую спальню и обнимает маму, плачет. Один раз так и заснул, у нее под боком. Утешить его нечем: если никто не знает, то уж ей, Агате, откуда?

Может, напугать его как следует, отвяжется?

– Мне Эмма из девятого класса рассказала, что дальше будет. Я ее в магазине встретила, когда за соком ходила.

Молоко в холодильниках скисло, так все и едят печенье, запивают соком и колой. Взрослые отделы с выпивкой стоят почти нетронутые, редко где бутылок не хватает, а обычную еду растаскивают. Кто постарше – варят что-то, а мелкота, вроде них, живет на вредной ерунде.

– И что Эмма? – жадно смотрит на нее Вик.

Агата чувствует прилив фантазии. Что-что, сейчас сочинит на ходу, мало не покажется.

– Она сказала, это заговор. По всей Земле так: взрослых отключили, а нами, детьми, скоро займутся. Ты же видишь – свет иногда дают? Вода в кране есть, хоть и напор слабый. Это чтобы мы не умерли. А скоро они появятся и тогда…

– Инопланетяне, да? – Вик чешет затылок, вид у брата уморительно серьезный и сосредоточенный.

– Нет! – Она быстро перебирает варианты. – Не они. Это – колдуны. Злые волшебники, набравшиеся немыслимой силы. Они долго-долго прятались, целые века, а теперь решили напасть.

– А почему – сейчас?

– У них новое заклинание появилось. – Сестра понижает голос до шепота. – Паутени называется. Его придумал гениальный колдун, один из самых сильных. Это как паутина, но из теней, размером на всю планету. Как платок на глобус накинуть – представляешь?

Вик зачарованно кивает. Совсем глупый, что ли?

– Взрослые немного поспят. Недели две, кто-то и меньше, а потом встанут уже слугами волшебников. А нас, детей, они уже сами заставят слушаться.

– Неделя уже прошла… – детским голосом пищит Виктор. Лицо у него бледное, только на щеках выступили от волнения пятна.

– Ну вот. Значит дней пять еще потерпеть. Или семь. А потом новая жизнь начнется. Правда, придется служить этим всяким этим, но это не страшно. Они люди все древние, мудрые, плохого не скажут. Наоборот, теперь ни оружия не будет, ни войн, круто же!

– А если я не хочу никому служить? – упрямо спрашивает Вик. – Тогда что?

– Тогда тебя съедят, братец! – нарочно противным голосом говорит Агата и начинает смеяться. Гадко и громко, словно каркает. – Они хватают и жрут тех, кто против.

– Замолчи! Замолчи! – вскакивает он и пытается закрыть ей рот рукой. Сестра отбивается, сперва в шутку, потом начинает бить его изо всех сил. Вик, кажется, сходит с ума – он кидается на нее, неумело, но больно тыкая кулаками. Куда попадет.

Агата выбегает из комнаты, прихватив телефон, и запирает дверь снаружи. Дом старый, не только высоченные потолки и их шестой этаж на уровне обычного десятого, но и двери мощные, деревянные, с замками. Вот она ключ и поворачивает, посмеиваясь над глухими ударами с другой стороны.

Далеко внизу, под окнами, раздаются ухающие звуки, ритм, созданный скрежетом. Нравится же кому-то такое слушать!

Сзади раздается тихий шорох, едва слышный сквозь музыку снизу. Агата поворачивается на звук, и телефон выпадает у нее из руки. В дверном проеме, ведущем на кухню, стоит странный мужчина. Волосы седые, клочьями, борода до пуза. Наряжен в черную до пола мантию с откинутым на спину капюшоном. Обут почему-то в железные сапоги – она такие только в музее видела, в разделе рыцарских доспехов. В четвертом классе на экскурсии.

– Ты чего, кукла говорящая, о нас правду рассказываешь? – неожиданно зло интересуется старик. Голос у него визгливый, неприятный. Как гвоздем по тарелке водит: вззз-вззз.

– Ты кто? – оторопев, спрашивает Агата.

– Колдун я, не видно, что ли! – фыркает гость. – Мощный. Живу я теперь здесь. Так чего разглашаешь, ребенок?

– Да я все придумала же… – теряется Агата. Она приваливается спиной к запертой двери, в которую уже не стучит брат. Устал, наверное. – Так, из головы…