Римлянин. Книга третья

— Прощения прошу, — осознал свою ошибку старик. — Ты с запада приехал, стало быть, из Саратова путь держишь?

Таргус кивнул.

— А здесь чего забыл? — задал следующий вопрос старик. — Тут у нас нет ни шиша, рыба и… всё.

Точно так же сказал корчмарь Селёдкин.

Таргус не только не мог развёрнуто ответить на вопрос, но и не хотел. Он пространно махнул рукой, дескать, не твоё дело, старик.

— Ладно, — что-то решил для себя старик. — Иди на майдан, там, справа от дома старосты есть изба корзинщика Агафонова, он на постой принимает.

Таргус благодарно кивнул, взял коня под уздцы и направился в указанном направлении.

— Иди с Богом, — напутствовал его зачем-то старик.

Существование Малыковки, по мнению Таргуса, было не особо оправдано: на том берегу Волги виднелись дымы другого поселения, причём там точно была церковь или что-то вроде того. Во всяком случае, отсюда можно было разглядеть башенку с чем-то похожим на колокола.

На деревенском майдане было немноголюдно: люди в такую погоду предпочитают сидеть дома. Но жизнь в таких домах — полное дерьмо. Нет, построены они хорошо и основательно, но топятся по-чёрному, что нивелирует любые качества домов. Такая же ситуация была в Шлезвиге, где часть особо бедных крестьян имела в своих лачугах курные печи.

Таргус досконально изучал вопрос и знал, что это не крестьяне такие дремучие и тупые, а обстоятельства очень жестокие и суровые. Курные печи позволяют экономить дрова, так как отсутствующий дымоход не поглощает тепло. Да, угарный газ совсем не укрепляет здоровье, но параллельно с этим позволяет коптить мясо, развешиваемое над очагом. Вроде как комбинация плюсов при одном «небольшом» минусе. Только вот крестьяне не знают, что высокая смертность младенцев во многом связана именно с этими курными печами. Ну и низкая продолжительность жизни крестьян тоже во многом обязана тоже им. Только вот экономия на дровах получается очень хорошей, поэтому крестьяне ни за что не откажутся от своих дедами завещанных печей-детоубийц.

С другой стороны, в этом есть какой-то свой, людоедский прагматизм: естественный отбор отсеивает самых слабых детей, поэтому русские крестьяне, несмотря на свою унылую и бедную жизнь, как правило, физически крепки и здоровы. Правда, примитивные условия жизни быстро доканывают их, поэтому умирают они очень рано.

В Шлезвиге ещё десять лет назад исчезла последняя курная печь, обусловив тем самым переход к современной и здоровой жизни. Пудлингование и развитие кирпичного производства позволили сооружать печи из железа и огнеупорных кирпичей, поэтому они топятся исключительно углём, сберегая тем самым шлезвигские леса. Централизованное водяное отопление станет доступно с развитием металлургии и тогда можно будет избавиться даже от угольной зависимости, но это дело далёкого будущего. Бессемеровский конвертер — это краеугольный камень, вокруг которого крутится судьба всей промышленности Шлезвига. Будет конвертер — будет будущее.

Он ведь не только поможет решить проблему острой нехватки металла, но и станет неоспоримым аргументом в экономической войне. Демпинг цен на высококачественную сталь уничтожит металлургические производства в других странах, что избавит Таргуса от необходимости их захватывать. Простое введение эмбарго на поставку стали в указанную страну — всё, их экономика со временем впадает в коллапс. Потому что соседи будут перепродавать им сталь с хорошо, если только двукратной наценкой.

Такие мысли приятны Таргусу, но неприятно то, что всё это зависит от учёных-металлургов Шлезвига. Сам Таргус в этом деле, как любит говорить Ломоносов — ни ухом, ни рылом.

— Ты кто таков? — вышел из найденного дома бородатый мужик.

Таргус вновь изобразил шараду.

— Немко, чтоль? — нахмурился мужик. — Ночлег нужен? Десять копеек.

Дороговато, но не до торга. Таргус растопырил пальцы правой руки, имея в виду, что будет гостить у мужика пять суток.

— Ладно-ладно, пять копеек, — неверно понял его мужик. — И питаться будешь как дорогой гость.

Таргус достал двадцать копеек и передал мужику.

— Аким Агафонов я, — представился мужик, приняв монеты. — Но здесь тридцать… А, не, двадцать пять копеек.

Таргус вновь показал пять пальцев, а затем указал на солнце.

— Пять дней, значит? — после паузы на арифметические вычисления, кивнул довольный Аким. — Проходи.

Войдя в избу, Таргус обнаружил у курной печи женщину, готовящую что-то в котелке, а также четверых детей.

— Агафья, сготовь чего-нибудь гостю, — велел Аким. — Он у нас пять дней гостевать-ночевать будет. Ванька!

— Да, батька? — поднял голову парень лет семнадцати.

— Ты на сеновале ночуешь, — сообщил ему Аким.

— Хорошо, батька, — покорно кивнул парень.

Таргус уселся за капитальный стол из толстых досок, качественно выструганный рубанком.