Римская армия эпохи Ранней Империи

Некоторые обряды совершались всеми свободными людьми того времени. Это гражданские обряды; в подобных случаях воины вели себя как все плебеи, но с двумя отличиями, которые были приведены выше, но стоят повторения здесь. С одной стороны, обряды дарения были зачастую делом коллективным. Иными словами, некое подразделение жертвовало статую, алтарь, любого рода культовое сооружение, а жалованье солдат позволяло придать этому акту определенную пышность. С другой — обычно именно командование выступало в обрядах от имени всех. На Колонне Траяна мы видим, что император открывает каждый поход обрядом suovetaurilia — жертвоприношением свиньи, барана и быка, сопровождаемым звуками военной музыки, и завершает его, принеся очередные жертвы⁴²; те же действия повторены на Колонне Аврелия⁴³. В III в., в Дура-Европос, трибун Теренций совершал богослужение от имени двадцати трех человек из XX когорты Пальмирцев, которые при этом присутствовали. Он сжег несколько крупинок ладана, как показано на изображении; аналогичная сцена была воспроизведена в Нумидии, в Мессаде⁴⁴.

Военные обряды

Некоторые обряды, а именно те, которые придавали живость кампаниям, имели исключительно военное содержание. Они существовали начиная с республиканской эпохи, но подвергались неизбежному видоизменению.

Так, формирование войска сопровождалось священной клятвой (sacramentum)⁴⁵, т.е. обязательством, которое вверяло солдата военачальнику и императору в присутствии богов. В начале Империи этот акт подвергся некоторому обмирщению (sacramentum стал простым iusiurandum); затем священное содержание было обновлено в III в., без сомнения, под воздействием кризиса, хотя, возможно, и под влиянием конкуренции монотеизма. Это ответное движение не могло, впрочем, не создать определенные моральные проблемы для христиан, которые оказывались в армии⁴⁶.

Затем перед вступлением войска на вражескую территорию необходимо было «очистить» его⁴⁷. Церемония очищения (lustratio) сопровождалась жертвоприношением suovetaurilia. Аналогичные церемонии отмечали окончание каждой военной кампании (в республиканскую эпоху практиковалось принесение в жертву коня в октябре — Octobere quus). Особые обряды были нацелены на очищение от всякой скверны лагеря, отрядных значков, оружия (armilustrium) и труб (tubilustrium).

Фециалы объявляли войну, и открывались двери храма Януса. Ведение сражения также должно было подчиняться определенному циклу предписаний. Нельзя было начинать боевые действия в запретный (nefastus) день или без согласия богов⁴⁸; их поддержкой можно было заручиться путем совершения ауспиций или изучения внутренностей жертв (гаруспиций).

Если evocatio, или вызывание в Рим богов противника, перестает встречаться в период Империи, то, напротив, devotio сохраняется и развивается. При Республике это был высший вид жертвоприношения, добровольно совершавшегося военачальником, когда тот находился в отчаянном положении. Такой полководец бросался в гущу врагов, которые, убивая его, сами приносили таким образом жертву богам для собственного поражения. Скажем, Император Клавдий II (268-270) считался самой судьбой принесенным в жертву на благо государства⁴⁹. Но с эпохой Принципата само слово становится малоупотребительным, а действие, часто непонятное для тех, кто его описывает, в некотором роде «демократизируется», поскольку теперь жертвуют своей жизнью простые солдаты. Иосиф Флавий описывает подвиг некоего воина, который приносит себя в жертву во время осады⁵⁰. Историк, исповедующий иудаизм, не понимает религиозного смысла его поступка, в котором он видит лишь беспримерную смелость: «Один человек, который служил во вспомогательных когортах, сириец по имени Сабин, отличился следующим образом. Он выказал замечательную отвагу и мужество, хотя, если судить о нем по внешнему виду, едва ли можно принять даже за простого солдата. Он был черен кожей, сухощав и неуклюж, но в этом невзрачном теле, слишком ничтожном для силы, которая была ему дана, обитала душа героя. Он выступил вперед первым: “Цезарь, — сказал он, — я с радостью приношу себя в дар тебе и берусь первым подняться на крепостную стену. Да сопутствует моей силе и моей решимости твоя удача, но если судьба будет неблагосклонна ко мне, знай, что неудача не будет для меня неожиданностью, но что я по собственной воле иду на смерть за тебя…” Сабин, продвигаясь вперед под градом стрел и камней, не остановился в своем порыве, пока не достиг вершины стены и не обратил врага в бегство… Этот герой, почти достигнув цели, поскользнулся и, ударившись о камень, упал вниз головой… Весь покрытый ранами, он опустил руку и осыпанный стрелами, наконец, испустил дух. Герой этот, достойный по своей отваге лучшей участи, смерть которого, однако, была связана с характером его предприятия».