Красивый Туллий был встречен настороженно, с большим недоброжелательством. Весь круг гостей Фортуната почуял в нем опасного соперника, и, чтоб не возбуждать их против себя, Туллий поспешил отодвинуться в тень и занял какое-то среднее положение в доме между челядью и гостями.
В доме было много рабов, среди многих из них уже распространилась новая вера в Христа и наложила на некоторых из них отпечаток какой-то особенной кротости и отчужденности от мира. Иногда поздней ночью Туллий улавливал их осторожный шепот – это они передавали друг другу новые трогательные подробности из жизни Христа на земле, порой тихо и восторженно молились. О христианах Туллий уже слышал не раз. О них говорили в римском обществе много и неодобрительно, удивлялись, что эта секта распространяется столь быстро и пленяет сердца людей. О них говорили с брезгливым отвращением, обвиняли их в гнусных пороках, приписывали им ужаснейшие злодеяния, при этом считали их низкими трусами и глумились над их верой. Но Туллий к вопросам религии был глубоко равнодушен, и хотя в языческих богов Рима он уже не верил, но языческие обряды исполнял усердно, как это и надлежало римскому гражданину; к христианам он злобы не чувствовал, они ему были вполне безразличны… Он весь был поглощен одной честолюбивой мечтой – заслужить симпатию богатого старика.
В это время Рим был потрясен страшной новостью. Нерон, уехавший отдохнуть в Баи, подле Неаполя, вызвал туда свою мать Агриппину и, притворившись особенно благожелательным к ней, принял ее с большой нежностью, а затем велел умертвить. Когда она, простившись с ним, осчастливленная нежным приемом, возвращалась по морю к себе на виллу, корабль, везший ее, распался на части, и волны морские должны были ее поглотить; умея плавать, она спаслась и, хотя догадалась, что кораблекрушение было подстроено искусной рукой, однако, сочла нужным притвориться, что верит, что это случайность, и послала вольноотпущенника Агерина сообщить императору о происшедшем с нею несчастии и успокоить его известием, что она спаслась и вполне здорова.
Нерон, ждавший совсем других вестей, страшно испугался, что его злые козни против матери открыты: явившемуся к нему Агерину он подбросил кинжал, а затем велел тут же схватить этого посланца матери, крича, что тот подослан Агриппиной с кинжалом, чтоб его умертвить. Тотчас же ночью он отправил отряд солдат на виллу к Агриппине, которые, послушные его приказу, ее убили.
Несмотря на то что матереубийца тщательно скрывал правду и распространял слухи о том, что его мать, увидя, что ее замыслы открыты, сама покончила с собой, он все-таки боялся вернуться в Рим, не зная, как примет его народ…
Взволнованный всеми этими событиями, вольноотпущенник Фортунат не знал, как на нем отразится это событие: друзья Агриппины были приняты в его доме. Но когда эта красивая и энергичная женщина стала стремиться приобрести большее влияние на своего сына-императора и между матерью и сыном произошло резкое охлаждение, Фортунат стал менее охотно оказывать гостеприимство тем, кто был известен своей преданностью Агриппине.
Теперь он взволнованно, нарочно повышая голос, чтоб его слышали и его слуги-рабы, объяснял Туллию, что Агриппина была низкая и безнравственная женщина, что подробности об ея злом умысле станут известны сегодня из послания Нерона к сенату, что сенат будет иметь обо всем этом суждение.
Туллий хранил молчание, он боялся проронить какое-либо неосторожное слово, чтоб не погубить себя. Он, как и Фортунат, прекрасно знал, что безнравственная Агриппина с большой материнской нежностью относилась к Нерону и что он стал императором только благодаря ей. Она настояла на том, чтоб император Клавдий, женившийся на ней, усыновил Нерона – ее сына от первого брака; она же, отравив Клавдия, открыла пред своим сыном путь к власти, она содействовала тому, чтоб он был провозглашен императором, несмотря на то что сын Клавдия – Британик, как потомок славного и именитого рода, имел на это более прав, чем Нерон.
«Это была капризная и настойчивая женщина! – говорил тем временем Фортунат. – Сомненья нет, что она жаждала власти и требовала, чтоб сын подчинился ее влиянию… Вот из-за чего между ними произошло охлаждение еще в Риме…»
Речь Фортуната была прервана приходом одного из друзей, явившегося с последними городскими новостями. Сенат только что заслушал присланное ему извещение Нерона о самоубийстве его матери. Император писал, что эта женщина желала, чтоб ей присягали преторианские когорты, сенат и народ. Она скверно относилась к народу, все, что было дурного в правлении Клавдия, исходило от нее… «А что же сенат?» – нетерпеливо перебил его Фортунат.