Римская сатира

Или как кукла, которой другие за ниточку движут!

Кто же свободен? Мудрец, который владеет собою;

Тот лишь, кого не страшат ни бедность, ни смерть, ни оковы;

Тот, кто, противясь страстям, и почесть и власть презирает;

Кто совмещен сам себе; кто как шар, и круглый и гладкий,

Внешних не знает препон; перед кем бессильна Фортуна!

С этим подобьем ты сходен ли? Нет! Попросит красотка

Пять талантов с тебя, да и двери с насмешкой затворит,

90 Да и холодной окатит водою; а после приманит!

Вырвись, попробуй, из этих оков на свободу! Так что же

Ты говоришь: «Я свободен!» Какая же это свобода!

Нет! над тобой есть такой господин, что, лишь чуть обленишься,

Колет тебя острием; а отстанешь, так он подгоняет!

Смотришь картины ты Павсия, к месту как будто прикован

Что ж, ты умнее меня, на Рутубу коль я засмотрелся

С Фульвием[127] в схватке, углем и красной намазанных краской,

Или на Плацидеяна гляжу, что коленом уперся?

Будто живые они: то удар нанесут, то отскочат!

100 Дав засмотрелся на них — ротозей он; а ты заглядишься —

Дело другое: ты тонкий ценитель художества древних!

Я на горячий наброшусь пирог — негодяй! — Добродетель,

Разум высокий тебя от жирных пиров удаляют!

Мне и вреднее оно: я всегда поплачуся спиною!

Но и тебе не проходит ведь даром! Твой пир бесконечный

В желчь превратится всегда и в расстройство желудка, а ноги

Всякий раз отрекутся служить ослабевшему телу!

Раб твой, безделку стянув, променяет на кисть винограда —

Он виноват; а кто земли свои продает в угожденье

110 Жадному брюху, тот раб или нет? Да прибавь, что ты дома

Часу не можешь пробыть сам с собой, а свободное время

Тратишь всегда в пустяках! Ты себя убегаешь и хочешь

Скуку в вине потопить или сном от забот позабыться,

Точно невольник какой или с барщины раб убежавший!

Только напрасно! Они за тобой и повсюду нагонят!

Гораций

Хоть бы камень какой мне попался!

Дав

На что?

Гораций

Хоть бы стрелы!

Дав

Что это с ним? Помешался он, что ль, иль стихи сочиняет? ..

Гораций

Вон! А не то угодишь у меня ты девятым в Сабину[128]!

САТИРА ВОСЬМАЯ

Гораций

Что? Хорош ли был ужин счастливца Насидиена?

Я вчера посылал звать тебя; но сказали, что с полдня

Там ты пируешь!

Фунданий

Ужин чудесный был! В жизнь мою, право,

Лучше не видывал я!

Гораций

Расскажи мне, ежели можно,

Что же прежде всего успокоило ваши желудки?

Фунданий

Вепрь луканийский при южном, но легком, пойманный ветре —

Так нам хозяин сказал. Вокруг же на блюде лежали

Репа, редис и латук, все, что позыв к еде возбуждает:

Сахарный корень и сельди с подливкой из винных подонков.

10 Только что снят был кабан, высоко подпоясанный малый

Стол из кленового дерева лоскутом пурпурным вытер,

А другой подобрал все ненужное, все, что могло бы

Быть неприятно гостям. Потом, как афинская дева

Со святыней Цереры, вступил меднолицый гидаспец[129]

С ношей цекубского; следом за ним грек явился с хиосским,

Непричастным морей[130]. Тут хозяин сказал Меценату:

«Есть и фалернское, есть и альбанское, если ты любишь».

Гораций

Жалкое чванство богатства! Однакож скажи мне, Фунданий,

Прежде всего: кто были с тобою тут прочие гости?

Фунданий

20 Верхним был я[131], Виск подле меня, а с нами же, ниже,

Помнится, Варий, Сервилий, потом Балатрон и Вибидий,

Оба как тени: обоих привез Меценат их с собою!

Меж Номентана и Порция был сам хозяин, а Порций

Очень нас тем забавлял, что глотал пироги, не жевавши.

Номентан был нарочно затем, чтоб указывать пальцем,

Что проглядят; а толпа —то есть мы, все прочие гости, —

Рыбу, и устриц, и птиц не совсем различала по вкусу.

Вкус их совсем был не тот, какой мы всегда в них находим,

Что и открылось, когда он попотчевал нас потрохами

30 Ромба и камбалы; я таких не отведывал прежде!

Далее он объяснил нам, что яблоки, снятые с ветвей

В пору последней луны, бывают красны. А причину

Сам спроси у него. Тут Вибидий сказал Балатрону:

«Коль не напьемся мы насмерть, мы, право, умрем без отмщенья!»

И спросили бокалов больших. Побледнел наш хозяин.

Ничего не боялся он так, как гостей опьянелых:

Или затем, что в речах допускают излишнюю вольность,

Или что крепкие вина у лакомок вкус притупляют.

Вот Балатрон и Вибидий, за ними и мы, с их примера,

40 Чаши наливши вином, вверх дном в алифанские кружки!

Только на нижнем конце пощадили хозяина гости.

Вот принесли нам мурену[132], длиною в огромное блюдо:

В соусе плавали раки вокруг. Хозяин сказал нам:

«Не метала еще! как помечет, становится хуже!

Тут и подливка еще, из венафрского сделана масла

Первой выжимки; взвар же из сока рыб иберийских

С пятилетним вином, не заморским однако. А впрочем,

Если подбавить в готовый отвар, то хиосское лучше.

Тут же прибавлено белого перцу и уксус, который

50 Выжат из гроздий Метимны одних и, чистый, заквашен.

Зелень дикой горчицы варить — я выдумал первый;

Но морского ежа кипятить не промытым — Куртилий

Первый открыл: так вкусней, чем в рассоле из черепокожных».

Только что кончил он речь, как вдруг балдахин над гостями

С облаком пыли, как будто воздвигнутой северным ветром,