I. Меньше всего желая произносить избитые для вступлений к историческим сочинениям слова, я вынужден прежде сказать о себе самом, но не собираюсь превозносить себя в похвалах, что, я знаю, несносно для слушателей, и решил не злословить по поводу других сочинителей, как это сделали во вступлениях к своим историям Анаксимен[1]
и Теопомп[2]. Я лишь изложу мои собственные размышления, которыми я руководствовался, когда приступил к этому труду, и поведаю об источниках, из которых я почерпнул знания о том, о чем пойдет речь далее. 2. Ведь я убежден, что тем, кто хочет оставить последующим поколениям память о своей душе, память, которая не исчезнет во времени вместе с бренными телами, а более всех тем, кто пишет исторические сочинения, в которых, как мы все верим, живет основа разума и мудрости — истина, необходимо прежде всего выбирать темы достойные, о великом, выгодно оттеняющие то, о чем пойдет речь, а затем с большим старанием и трудолюбием подготовить необходимые для разработки этой темы источники. 3. Ведь те, что полагали в основание своих работ дела либо бесславные, либо дурные, или вообще малозначительные, тщась ли достигнуть сколько-нибудь известности, желая ли продемонстрировать избыток способностей к сочинительству, не удостаиваются от потомков ни похвалы за знания, ни одобрения за усердие и оставляют славу тем, кто потом снова возьмется за их рассказы, потому что они восхвалили жизнь тех, чьи писания выпустили в свет: ведь все справедливо полагают, что сочинения — это подобие души каждого. 4. Другие же, хотя и обращаются к предметам примечательным, составляют свои труды наудачу и легкомысленно из того, что случайно ими услышано, вовсе не обретают славы за свой выбор: ведь мы не считаем, что исторические сочинения о знаменитых городах и о мужах, когда-то власть предержащих, должны создаваться скоропалительно либо легкомысленно. 5. Посчитав, что эти правила для историка являются необходимыми и первоочередными, я уделил большое внимание обоим, не пожелав ни пройти мимо них, ни поместить их в каком-либо ином месте, кроме как во вступлении.II. И вот, поскольку мне думается, что я взялся за тему и достойную, и величавую, и полезную для многих, нет нужды растекаться мыслью перед теми, кто совершенно не знаком со всеобщей историей. Ведь если кто-нибудь обратит свое внимание к сложившемуся с давних времен могуществу городов и народов, а затем исследует каждое явление по отдельности и в сравнении друг с другом и захочет выяснить, который из них установил большую власть и явил более блистательные деяния, как в мирное время, так и на войне, то узрит, что могущество римлян далеко превзошло все, что было до того, сообразно не только с величием их власти и блеском деяний, из коих ни одно еще достойно не отмечено в писаниях, но и с продолжительностью времени его существования, которое длится еще и в наши дни. 2. Так, держава ассирийцев, будучи древней и восходя к мифическим временам, раскинулась лишь на небольшой части Азии. Мидийское царство, низложившее ассирийское, приобретя еще большее могущество, удерживало его недолго и было низвергнуто на четвертом поколении[3]
. Персы же, покорившие мидийцев, в конце концов овладели едва ли не всей Азией, но, напав на европейские народы, подчинили себе немногих и господством обладали не более двухсот лет. 3. Македонское же государство, уничтожив державу персов, величием мощи превзошло все, что было до него, но расцвет его длился недолго: после смерти Александра оно начало клониться к упадку. Ведь тотчас разъятое на части многочисленными правителями, из диадохов, хотя сохраняя после них ещё силу шествовать впереди всех вплоть до второго или третьего поколения, царство македонян ослабело из-за собственных распрей и в итоге было сокрушено римлянами. 4. И даже оно не подчинило себе всю землю и все моря, так как оно не сделало подвластной себе Ливию за исключением лишь небольшой области, что находилась рядом с Египтом, и не завоевало всей Европы, но македоняне продвинулись на север лишь до Фракии[4], а на запад до Адриатического моря.