Римские древности

XXII. Что касается тех дополнений, которые делают некоторые писатели, то, хотя и не все они правдивы и убедительны и основаны на недостоверных сведениях толпы, все же не следует пренебрегать ими и совсем оставлять без внимания. Так, некоторые утверждают, что после гибели трехсот шести Фабиев от всего рода остался только один мальчик. В этом уточнении говорится о вещи не только невероятной, но и невозможной. 2. Ведь немыслимо, чтобы все ушедшие охранять укрепление Фабии были бездетны и неженаты. Ибо старинный закон не только принуждал достигших соответствующего возраста вступать в брак, но и заставлял вскармливать всех родившихся детей. И, конечно же, Фабии не могли бы одни только нарушать этот закон, соблюдавшийся всеми их предками. 3. Если все же кто-нибудь сочтет правильным это утверждение, он тем не менее не может не согласиться с тем, что у кого-нибудь из них наверняка были братья, находившиеся еще в детском возрасте. В самом деле, ведь все это похоже на сказку, по крайней мере, на вымыслы, свойственные театральным подмосткам! А отцы их — сколько бы их ни было в возрасте, когда они могли бы еще зачать детей — при том, что род так обезлюдел, разве не завели бы других детей, по своей воле или нет, лишь бы не были покинуты отцовские святыни и не была уничтожена столь великая слава этого рода? 4. Но даже если ни у кого из них отцы не оставались в Риме, но вместе с ними отправились в тот поход, все же при том, что всего их было триста шесть мужей, невозможно, чтобы у них не осталось бы ни детей младенческого возраста, ни беременных жен, ни братьев, которые еще не были взрослыми, ни отцов в расцвете сил. 5. И вот, исследуя таким образом этот рассказ, я посчитал его недостойным доверия, правдивым же является вот какое объяснение: из трех братьев — Цезона, Квинта и Марка, что исполняли консульские обязанности непрерывно на протяжении семи лет, я думаю, у Марка остался ребенок, про которого и говорили, что он — единственный уцелевший из рода Фабиев. 6. И нет никакого иного объяснения этому, кроме того, что из всех оставшихся в живых Фабиев только этот сын Марка стал известным и знаменитым, когда вырос, что и создало у многих людей впечатление, будто он-то и есть тот единственный, кто выжил из рода Фабиев, не потому, конечно, что не было никого другого из Фабиев, но именно потому, что не было похожего на тех троих, которые родство определяли доблестью, а не рождением. Но об этом сказано достаточно.