Римские древности

Во втором значении πόλις идентичен латинской civitas. Однако это латинское слово может для римлян сверх того обозначать как права гражданства, так и сообщество, общину. Полагаю, тут нужно еще уточнение — полные права гражданства, потому что для обозначения неполных, урезанных прав или общин с такими правами существует особое выражение — civitas sine suffragio.

Признавая однотипность полиса и цивитас, необходимо выявить специфику каждого из этих институтов[1487]. Отметим прежде всего, что у римских авторов в понимании civitas преобладает категория общинности. Действительно, Цицерон в трактате «О государстве» употребляет совершенно однозначно civitas и res publica применительно к классическому республиканскому Риму, т.е. к общине государственного характера, или к гражданской общине, а Цезарь именует civitates кельтские общины, не доросшие еще до стадии государственного существования. Заметим, что civitas в римском обиходе за редчайшим исключением не обозначает «города»[1488], для чего имеются другие слова — urbs, oppidum. У греков же πόλις часто означает именно «город»: классические Афины, Коринф или Спарту.

В «Римских древностях» Рим как πόλις встречается постоянно, особенно в первых книгах, притом в разных значениях. Весьма показателен один отрывок (II. 3. 1), где это слово фигурирует в одном параграфе трижды. В первый раз оно появляется в связи с вопросом об органах управления общиной, во второй — при упоминании строительства частных и общественных зданий в городе; а в третий раз — в рассуждении о том, что не это строительство является все же наибольшим достоинством общины.

Полисемантичность названного термина мы постарались отразить в переводе, оставляя слово «полис» там, где имеется в виду община, будь то догосударственный Рим или гражданская община в сложившемся римском государстве (в качестве разрозненных примеров назову II. 15. 1; 62. 1; VI. 18. 1; 19. 1; 3 и т.д.).

Заметим, кстати, что Дионисий не разграничивает общины в зависимости от стадии их развития, и это ведет фактически к модернизации им древности, что тоже составляет одну из приметных черт Дионисия как историописателя.

Приведу некоторые примеры. Так, передавая разные версии смерти Ромула, наш автор сообщает, что, по мнению некоторых, его гибель была делом обычных граждан. Они были недовольны либо тем, что он самолично отпустил должников, либо тем, что по-разному относился к старым гражданам и к вновь принятым в Рим (II. 35. 4; 56. 3). Строго говоря, Ромулов Рим еще не вышел за пределы родоплеменного строя, так что видеть в нем гражданство неправомерно. По сути дела, эти сообщения Дионисия надо понимать иначе, ведь речь у него практически шла не о гражданах, а о членах объединявшейся территориальной римской общины.

Хотя Рим для Дионисия с самого начала — государство, из его рассказа вытекает, что строй его все же менялся с переходом от царства к республике, в нем создавались новые органы управления и механизмы их взаимодействия с прежними. Так, не в меньшей степени, чем Ливий, Дионисий показал историю формирования республиканского устройства, что принято называть «римской конституцией», которая в Риме никогда официального письменного оформления не получала.

Вместе с тем в «Римских древностях» содержится важнейший материал, представляющий Рим как общинную структуру. Это — сведения о наделениях землей разных коллективов, а также отдельных римлян (II. 35. 6; 62. 4; III. 1. 5; 31. 3; V. 13. 3-4) и царей (των βασιλέων κλήρος — III. 1. 4) по жребию. Индивидуальные участки в начале царской эпохи носили, видимо, характер владений, а начиная с Сервия Туллия, учитывая экономический и социальный контекст развития Рима, их можно считать частнособственническими.